Выбрать главу

Ни разу российские моряки не уступили неприятелю. На море русская эскадра полностью овладела положением и выиграла все стычки с французами.

Не раз французы спускали свои знамена перед андреевским стягом.

Не менее важные победы, при страшной неразберихе в правящем Петербурге, одержал Сенявин, сражаясь с дипломатами австрийскими и французскими, отбиваясь при этом от наскоков высоких российских посланцев. Дважды бил и громил турецкую эскадру у Дарданелл и Афона.

С честью выдержал испытания военной судьбы в безнадежном, казалось, положении в Лиссабоне.

Сохранил корабли и людей, не уронил престиж России.

Опала и немилость

Всесильный властелин Европы, перед которым трепетали короли и императоры, не сумел привести к покорности русского адмирала. Тогда Наполеон окольными путями дал понять Александру, что Сенявина надо проучить.

Едва Сенявин ступил на берег в Риге, ему сообщили: «Государь император не склонен принимать вас ко двору». Так обычно извещали в Петербурге об опале… Александр не пожелал видеть адмирала. Во-первых, была просьба «брата» Бонапарта. А потом — как можно венчать лаврами победителя Сенявина в то время, как сам он несся быстрее русака, спасаясь от позора в Аустерлице…

Здесь же Сенявин вскоре узнал, что два года назад по собственному прошению — «отягощен духовной и телесной болезнью», а попросту — гонимый завистниками уволился от службы адмирал Ушаков. Вернувшись с эскадрой из Архипелага, он в душе питал надежду на достойную его званию и опыту должность. Для этого были основания.

«Русские моряки, — вспомнит о черноморцах военный министр Милютин спустя столетие, — могут гордиться кампанией 1799 года, не только на своей стихии, но в действиях сухопутных оказали они отличную храбрость, распорядительность и везде исполнили свой долг. Сам Ушаков приобрел себе прочную славу». И только не приметили этих заслуг ни новоявленный монарх, ни его присные. Нашли ему на Балтике должность командующего на гребном флоте, а потом перевели начальником береговых команд. Такого унижения Ушаков не стерпел.

«…Более сорока кампаний сделал на море, две войны командовал Черноморским линейным флотом против неприятеля, был во многих флотилиях с пользою… — писал он в прошении об отставке. — Ноне же при старости лет моих отягощен душевной и телесной болезнью и опасаюсь при слабости моего здоровья быть в тягость службе и посему всеподданнейше прошу, дабы высочайшим Вашего Императорского Величества указом поведено было за болезнью моей от службы меня уволить».

Получив прошение Ушакова, Александр, уловив в нем явную горечь и досаду, спросил Чичагова:

— В чем заключается душевная болезнь его? Наверное, ее облегчить возможно? Разузнайте.

Не смог допытаться Чичагов, Ушаков не снизошел до объяснений и ответил царю: «Душевные чувства и скорбь моя, истощившие крепость сил, здоровья, Богу известны — да будет воля Его святая».

Сенявин знал, что от несправедливости высочайшей страдали и Суворов и Кутузов.

Не ждет ли его такая же судьба?

Душевную отраду, как бальзам на сердце, принесла встреча с Терезой и детьми. Слезы радости, не слезы печали. Четыре года не виделись. Девочки обхватили с двух сторон, Левушка на руках цеплялся за эполеты. Николенька стоял рядом, смущенно улыбался, подрос, вытянулся… «Пора его в Морской корпус определять», — подумал Сенявин.

Тереза молча прильнула, долго плакала. После первых объяснений вспомнила о заботах:

— Все бы ничего, Дмитрий Николаевич, но деткам нашим потребно с каждым месяцем то и другое. И не всегда средства находятся.

Сенявин улыбнулся, развел руками:

— Я сам, Тереза Ивановна, гол как сокол. Кошелька который месяц при себе не ношу, кругом в долгах по службе. Однако деток милых в обиду не дадим. Сыщем деньги, на крайний случай взаймы будем брать. Хотя бы у Николая Семеновича Мордвинова.

— Спасибо ему, — призналась жена, — он и так нас не раз ссужал деньгами…

Не откладывая, Сенявин принялся писать отчет за прошлые кампании по финансам. Главное, о чем думал, — как побыстрее расплатиться с офицерами и матросами. Отрываясь временами от подсчетов и писанины, поневоле вспоминал тяжкие времена, когда там, в Средиземном море, приходилось изощряться, дабы как-нибудь сводить концы с концами.

…Деньги присылали с большими задержками, не вовремя и явно в недостатке. Чичагов все время волокитил, жадничал, а на эскадре временами не было ни копейки. Не было денег на продовольствие, жалованье не выплачивалось по полтора года.