Противник опять не принимал боя, а дальняя позиция, заблаговременно избранная храбрым в первый момент, но потом переосторожничавшим Эльфинстоном, позволяла турецкой эскадре покидать залив беспрепятственно, вне зоны обстрела. И тщетно в последующие дни русские корабли дважды пытались догнать и атаковать противника: турецкие суда оба раза уклонились от решительной схватки, использовав преимущество в скорости хода. Вероятнее всего, дело было не в том, что неприятельский флагман опасался встречи (хотя уже существовала версия, что он якобы сперва принял отряд Эльфинстона за авангард русского флота), а в хитроумном маневре, целью которого являлось желание заманить русские корабли как можно дальше в незнакомый лабиринт Архипелага.
Следовало предвидеть это.
И стоит ли удивляться, что первое же свидание Спиридова с Эльфинстоном оказалось далеко не сердечным. Старший флагман без обиняков, с присущей ему прямотой, высказал младшему все, что думал о его поведении, позволившем противнику ускользнуть от необходимости принять бой, а Эльфинстон ответил на выговор с надменностью, вообще свойственной его характеру. Он считал себя вполне самостоятельным и в доказательство ссылался на рескрипт императрицы, врученный ему перед отплытием из Кронштадта, как в свое время был вручен такой же рескрипт Спиридову. Разговор о рескриптах мог примирить обоих флагманов, ибо выяснил, что императрица обманула и того и другого, посулив каждому самостоятельность, а на самом деле подчинив фавориту. Однако Эльфинстон принадлежал к малосговорчивым, неприятным в общежитии натурам и отнесся к старшему флагману с высокомерием, вызванным переоценкой своих качеств моряка и недооценкой их в людях флота, в который был принят исключительно по желанию Екатерины.
Вот что раз навсегда отвратило Спиридова от Эльфинстона, тем более, что флотоводческие способности последнего оказались, как определилось дальше, ниже средних.
Так и не найдя общего языка, оба флагмана повели свои отряды на поиски ушедшей от них вражеской эскадры.
Через три недели, 11 июня, у острова Милос к ним присоединился Орлов. Он в свою очередь причинил незаслуженную обиду Спиридову, когда тот передал ему свой разговор с Эльфинстоном. Вместо того чтобы призвать своевольного контр-адмирала к порядку и воинской дисциплине, обязав его быть в безусловном подчинении у старшего флагмана, фаворит с легким сердцем заявил, что ему нет дела до их распрей и что для него важно лишь их повиновение приказам «главнокомандующего». В подтверждение этого он распорядился поднять на линейном корабле «Три иерарха», избрав его под свою пловучую резиденцию, кейзер-флаг, означавший, что все приказания, идущие с этого корабля, являются высочайшей волей и отдаются именем императрицы.
Тем временем к якорной стоянке объединенной русской эскадры подошли от Порт-Магона, Ливорно, Генуи и других средиземноморских гаваней все либо отставшие по разным причинам, либо вновь зафрахтованные вспомогательные и транспортные суда. Возвратились и направленные Спиридовым на разведку в Архипелаг пакетботы. Командиры их доложили, что корабли противника отстаиваются за островом Паросом (в группе Цикладских островов) и что число кораблей возросло после ухода турецкой эскадры из Навплийского залива.
В ответ на донесение разведчиков последовал сигнал с «Трех иерархов», адресованный всем судам:
«Идти к Паросу!..»
На третьи сутки объединенная эскадра была у места назначения, но море вокруг Пароса оказалось пустынным. Жители острова сообщили, что эскадра противника ушла на восток, едва с нее увидели на горизонте паруса русских разведывательных судов.
Братья Орловы (младший брат фаворита Федор Орлов имел чин генерал-майора и находился в роли наблюдателя на линейном корабле «Евстафий», где держал свой флаг Спиридов) торжествовали. Они были убеждены в том, что противник струсил. Федор Орлов не мог удержаться, чтобы не похвастать в письме к Екатерине. Не боясь показаться смешным — таковы были нравы, — этот пассажир среди моряков, заслуги которого заключались лишь в его родстве с фаворитом, не постеснялся всерьез поставить себя на первое место, а Спиридова на второе; причем хвастливо утверждал, что турецкий флот бежит сломя голову, но будет настигнут, «хотя бы то было в Цареграде» (Константинополе), как писала Екатерина министру иностранных дел и государственному канцлеру Панину, пересказывая и повторяя заверения Федора Орлова.
Между тем Спиридов и другие моряки смотрели на все трезвыми глазами. Из многочисленных сведений о турецком флоте, его командах и военачальниках, полученных за время пребывания русской эскадры у Мореи и в Архипелаге, следовало не только выделять факты плохой морской подготовки личного состава кораблей противника, не только неосведомленность в морском деле и общеизвестную трусливость капитан-паши (или капудан-паши) Ибрагима Хосамеддина, назначенного главнокомандующим турецким флотом в разгар событий в Морее, но и делать правильные выводы, о чем легкомысленно забывали братья Орловы. Для русских моряков уже не было секретом, что за спиной трусоватого Хосамеддина стоял его помощник — алжирец Гассан-паша, фактический руководитель флота, бывалый моряк и храбрый военачальник. Это он, по словам пленных, обещал султану истребить русскую эскадру способом, успех которого был основан на преднамеренной жестокости к самим же турецким морякам. Способ, предложенный Гассан-пашой, состоял в том, чтобы подвести суда вплотную к русским кораблям, ошвартоваться к ним и взорвать свои крюйт-камеры (погреба с боеприпасами), что неминуемо должно было повлечь за собой гибель и турецких и русских кораблей вместе с людьми. «...Флот вашего величества многочисленнее Русского флота. Чтобы истребить русские корабли, мы должны с ними сцепиться и взлететь на воздух, тогда большая часть вашего флота останется и возвратится к вам с победой», — так изложил свой замысел султану турецкий флагман. Известие о хитроумном плане Гассан-паши навело Спиридова, Ганнибала и некоторых других членов военного совета объединенной эскадры в свою очередь на мысль о своеобразной возможности уничтожить флот противника, едва тот сам забрался в ловушку Чесменской бухты; но это было еще впереди. А пока что моряки прекрасно понимали, что неприятель не столько бежит, уклоняясь от встречи, сколько заманивает объединенную эскадру в глубь Архипелага, чтобы подавляющим превосходством своих сил, спешно собираемых отовсюду, атаковать и раздавить ее.