Несмотря на печальный опыт взаимоотношений с фаворитом, Спиридов поступил, как флотоводец-патриот — принял эскадру и три года командовал ею, успев за это время осуществить все, что наметил в плане из четырех пунктов, привезенном Орловым в Петербург и утвержденном Екатериной:
«...До миру (до конца войны. — Е. Ю.) в подданстве одержать за главную надобность признаваю: во-первых, во славу... во-вторых, ежели при мире останутся (за Россией. — Е. Ю.)... или доставится вольность (т. е. освобождение от турецкого владычества. — Е. Ю.), то сие также увеличит славу... в-третьих же, когда оные до миру острова за нами останутся, то по близости к Негропонту и Мореи и к Малой Азии затворяют чрез наших крейсеров от Кандии и Египта к Смирно, Салонике и Константинополю, также и от оных мест в Средиземном море вход и выход неприятельских военных и с их турецкими грузами судов, так как бы обеими частьми Света в воротах... А четвертое, мы имеем теперь надежное военное сборное у себя место — остров Парос и порт Аузу... и весьма сие место нужно, чтоб до миру его отнюдь не оставить, а укрепиться елико возможно...»
Вдвое усиленная третьим и четвертым отрядами кораблей, пришедших из Кронштадта, объединенная эскадра под командованием Спиридова с помощью десантов, начало которым было положено еще у Кольберга, сумела в течение трех лет овладеть почти всеми островами Архипелага, обеспечить полную блокаду Дарданелл, дважды разгромить противника на море (в Патрасском заливе и у крепости Дамиетта), уничтожить восемь из девяти фрегатов и одиннадцать из девятнадцати шебек, построенных турками после катастрофы у Чесмы.
Сражение при Патрасе 26 октября 1772 года (старинная гравюра)
И все-таки ужиться с фаворитом Спиридову не удалось.
Разные они были люди, слишком по-разному смотрели на одно и то же: адмирал — глазами моряка, беззаветно преданного своему нелегкому, особенно в те времена, делу и честно выполнявшего свои обязанности воина; фаворит — глазами «баловня фортуны», вознесенного случаем, а не талантом, видевшего во всем, в том числе и во флоте, лишь средство для своих личных целей, в частности для того, чтобы удержаться возле трона Екатерины.
Не обольщался Спиридов даже в те минуты, когда Алексей Орлов познакомил его с письмом императрицы, в котором было сказано: «...Нашему адмиралу Спиридову вы имеете вручить приложенный при сем всемилостивейший наш рескрипт, в котором мы ему оказали наше удовольствие за похвальное и ревностное его поведение в сем случае, и жалуем ему Кавалерию Святого Апостола Андрея Первозванного. Сенату же нашему повелено будет, оному адмиралу, в вечное и потомственное владение отдать назначенные от нас деревни...»
Награды были наградами, а взаимоотношения оставались взаимоотношениями.
Теперь, когда положение объединенной эскадры на Средиземноморском театре было упрочено благодаря трехлетним стараниям моряков-патриотов, сумевших укрепиться в таких далеких от основных баз русского флота местах, Орлов не возражал против отставки Спиридова. Он получил из его рук даже то, на что не рассчитывал: лавры морских побед, боевую славу, громкий титул Чесменского.
Просьба Спиридова об отставке вполне устраивала фаворита, и он охотно поддержал ее, зная, что адмирал выпестовал надежную смену себе, того же Елманова. Кроме того, Орлов был убежден, что Екатерина, зачарованная его реляциями, не станет колебаться в своем выборе между ним и старым моряком, слишком честным, слишком независимым в суждениях, слишком принципиальным и щепетильным для своего времени.
И Спиридов был уволен «вчистую» по состоянию здоровья, позволившего ему благополучно здравствовать еще семнадцать лет: в Петербурге, в Москве и в Спиридовке — родовом поместье, расположенном на окраине Ярославской губернии.
Однако ни отставка, ни сухопутное захолустье, в котором он провел свои последние годы, не сумели оборвать ничего, чем уже навечно был связан он с флотом, с его боевой славой, с его будущим.
Это будущее становилось еще при жизни Спиридова настоящим. Адмирал ясно видел его за скупыми строками писем второго сына (Алексея Григорьевича) — продолжателя морского рода Спиридовых. Письма приходили отовсюду, незримыми нитями связывая ярославское захолустье, тихую Спиридовку, с Балтикой, с дальними зарубежными гаванями, с новыми, отвоеванными победой при Чесме черноморскими портами Херсоном и Ахтиаром (Севастополем).
Жизнь флота шла своим чередом, и новое поколение русских моряков продолжало неустанно трудиться над тем же, чему Григорий Андреевич Спиридов на протяжении полувека день за днем отдавал все свои помыслы и силы. Так следовало судить по многим признакам, и прежде всего по вестям с Черного моря.