- Сколько вам нужно?
Ушаков назвал сумму. Игумен всплеснул руками:
- Тысяча рублей! Боже праведный! Да столько, если даже всю братию призвать, не наберется.
- Я верну вам долг, как только получу пенсию.
Игумен придвинулся к нему вплотную, блаженно заглядывая в глаза:
- Откажитесь, Федор Федорович, от затеи своей. Ничего ведь доброго не получится. А для вас одни душевные терзания. Пусть солдатушки чаще Господа Бога поминают в молитвах своих. А госпиталь... госпиталь только для обмана души, человеку здоровья он не даст.
Ушаков поднялся, взял шляпу.
- Прощайте, отче.
- Постойте, куда же вы? - поднялся вслед за ним игумен. - Обидчивы же вы, Федор Федорович, зело обидчивы. Посидите. Найду уж вам тысячу. Подождите.
Он ушел, с трудом волоча ноги, неожиданно отяжелевший. В ожидании его возвращения Ушаков уселся на прежнее место. Он был уже не рад, что приехал в монастырь. Надо было поискать деньги в другом месте... Не нравилось ему поведение игумена. Не таким он был, каким бы хотелось его видеть. Не было в нем боли за народ российский, за многострадальную Отчизну. Только и знает, что о благе монастыря печется... Черницы женской обители пожертвования на войну собирают, а он братию по селам за другим посылает новую часовню строить задумал...
Игумен вернулся, все так же тяжело волоча ноги, и положил на стол перед Ушаковым пачку ассигнаций.
- Тут ровно тысяча.
- Расписку написать?
- Зачем обижать недоверием? Даже не вернете, греха не будет.
- Я вам постараюсь вернуть очень скоро, - пообещал Ушаков.
Говорить больше было не о чем, и они расстались.
Когда Ушаков вернулся домой, Федор находился еще в Темникове. Приехал он только вечером с хорошей вестью. Вопрос о помещении под госпиталь решился неожиданно просто. Кланяться купцу Меднову не пришлось. Выручил протоиерей Асинкрит. Когда ему сказали, что отставной адмирал желает на свои средства открыть госпиталь и ищет для этого помещение, он предложил свой дом, конечно, на то время, пока идет война. Дом у него почти пустой, по всем видам лучше того, что мог предложить Меднов. Всего выделяет восемь комнат. Правда, кое-что придется переделать, да еще купить койки, белье и другое, что потребуется, но расходы будут уж не так велики...
- Словом, денег теперь хватит, и занимать у игумена не придется, закончил свое сообщение Федор.
- Но деньги я уже занял, - сказал Ушаков.
- Сколько?
- Тысячу.
- Завтра отвезу ему обратно.
Ушаков возразил:
- Подождем, могут еще понадобиться.
На другой день приехал лекарь. Он доложил Ушакову о состоянии дел, связанных с открытием госпиталя, представил ведомость на неотложные расходы. Договорились сразу развернуть 60 коек. Лекарь подсчитал, что для этого понадобится на первых порах 300 рублей. Ушаков выдал ему деньги, и тот поехал доводить дело до конца.
9
Кутузов знал, на что шел, оставляя Москву. На Военном совете в Филях он так сказал своим генералам: "Вы боитесь отступления через Москву, а я смотрю на это как на провидение, ибо это спасает армию. Наполеон - как бурный поток, который мы еще не можем остановить. Москва будет губкой, которая его всосет". Он оказался прав.
Нет, Наполеон не нашел в Москве ни отдыха, ни чести, ни славы, о чем говорил при наступлении. Вместо всего этого он увидел разгул мародерства своей армии, увидел пожары... Целую неделю горела Москва, пылала так, что, по свидетельству очевидцев, нельзя было различить ночи от дня. Отблески бушующего огненного моря зловеще отражались в окнах Кремлевского дворца, где остановился французский император. Наполеон переходил от окна к окну, не находя себе места. "Это превосходит всякое вероятие, - громко ужасался он перед своими генералами. - Это война на истребление, это ужасная тактика, которая не имеет прецедентов в истории цивилизации... Сжигать собственные города!.. Этим людям внушает демон! Какая свирепая решимость! Какой народ! Какой народ!.."
От маршалов приходили ужасные донесения. Великая армия таяла, разлагалась. Солдаты роптали, солдаты мародерствовали, солдаты дезертировали... С наступлением осенних холодов участились болезни. На старых кладбищах уже не хватало места, приходилось зачинать новые. Ужасал падеж лошадей. Многие кавалерийские полки сделались пешими. Тем лошадям, что оставались на ногах, почти невозможно было достать сена и овса. Посылаемых в деревни фуражиров крестьяне ловили и жестоко избивали, многих даже убивали. В тылу разгорелась партизанская война. От действий партизан французы потеряли уже не одну тысячу человек. Русские в тылу нападали на мелкие французские отряды и уничтожали их. В этих нападениях участвовали даже мужики и бабы... Наполеон через своих людей дважды предлагал Кутузову прекратить тыловую войну, возбуждаемую и поддерживаемую партизанами. Кутузов ответил ему такими словами: "Весьма трудно обуздать народ, оскорбленный всем тем, что перед ним происходит, народ, не видавший двести уже лет войны в недрах своего Отечества, готовый за него погибнуть и не умеющий различать принятые обычаи от тех, кои отвергаемы в обыкновенных войнах".
Соотношение сил в пользу русских менялось катастрофически быстро. У Наполеона еще теплилась надежда, что император Александр согласится на посланное ему предложение о восстановлении мира. Согласие Александра положило бы конец всем ужасам, надвигавшимся на французскую армию. Но Александр ответил отказом.
Когда Наполеон понял, что мира не будет, его охватила ярость. Он призвал своих маршалов и сказал:
- Нужно сжечь остатки Москвы и идти через Тверь на Петербург.
Маршалы промолчали.
- Европа увенчает нас славой великой, когда узнает, что мы в три месяца завоевали две большие северные столицы!
Маршалы ответили на это новым молчанием. Не будешь же говорить императору, что он спятил с ума! Идти на север, навстречу зиме с сильно поредевшей армией, без хлеба и фуража, имея в тылу русскую армию, которая теперь уже не уступала по численности французской, значило самому накинуть петлю на собственную шею. Да Наполеон и сам, видимо, понимал, что нес абсолютную чепуху, нес для того только, чтобы взбодрить себя. Он не стал настаивать на безумной затее и отпустил маршалов. У него возникло другое решение. Он вызвал к себе генерала маркиза Лористона и приказал ему ехать к Кутузову просить пропуск для проезда в Петербург к императору Александру.