Никифоров, утомленный рассказом секретаря, стал нетерпеливо посматривать на карманные часы.
- Спешите куда-нибудь? - спросил его Ушаков.
- Купец Меднов, что ресторацией владеет, подойти должен, - ответил предводитель дворянства. - Послали шампанское на лед поставить, а его все нет.
- Придет, - успокоил его городничий. - Меднов купец аккуратный.
Владелец ресторации появился минуты через две. Он был уже в годах, сед, но на ногах держался крепко, телосложение имел богатырское. Когда Ушаков подал ему руку, не утратившие свежую синеву глаза его увлажнились, и он заговорил взволнованно:
- А я вас, кормилец наш, помню. Мальчишками вместе на Мокше купались. И батюшку вашего Федора Игнатьевича помню. Уважаемый был человек, царство ему небесное. А дядюшку вашего и подавно помню.
- А что, не пообедать ли нам? - прервав его, сказал Никифоров. Пожалуй, самое время.
- Пожалуйте, господа, пожалуйте!.. - закланялся Меднов, приглашая.
- Просим, Федор Федорович, - обратился Никифоров к Ушакову. - По случаю приезда вашего и знакомства. Не обессудьте, так уж у нас заведено.
Странно, но Ушаков не мог воспротивиться воле этих людей, которые в общем-то были ему не очень приятны своей привязчивостью.
- Если вам так угодно, господа, я готов.
Другого он не мог сказать. Своим отказом от обеда он мог противопоставить себя отцам города, возбудить к себе недружелюбие. А ведь с этими людьми ему предстояло жить!
По пути в ресторацию Меднов, пристроившийся к Ушакову с правой стороны, рассказывал:
- Я ведь дядюшку вашего покойного Ивана Игнатьевича знавал еще до того, как он в монастырь ушел. Справедливейший был человек. За справедливость свою и в темницу попал. Ну да государыня Екатерина Великая не отказала ему в милости, вернула ему волю. Помню, как его из Соловков встречали. Прямо-таки праздник получился...
Меднов надеялся втянуть Ушакова в беседу, но у того не было никакого желания поддерживать разговор. Пока шли, он едва ли произнес два-три слова.
В ресторации Меднов ввел гостей в отдельную комнату, закрытую для прочих посетителей, где был уже накрыт длинный стол на шесть персон. Один прибор оказался лишним.
- Для капитана-исправника заказывали, - пояснил городничий, обращаясь к Ушакову, - а он, оказывается, еще утром в Бабаево уехал.
- Я стряпчего предупредил: как вернется его благородие, чтобы сразу сюда шел, - сказал хозяин ресторации.
- Ладно, ждать его не будем.
Первый тост провозгласил Никифоров:
- За нашего дорогого гостя, господа, а теперь уже за полноправного члена нашей уездной дворянской семьи, за славного российского адмирала Федора Федоровича!
После выпитого вина разговор за столом оживился. К Ушакову полезли со всех сторон с вопросами. Предводитель дворянства снова вспомнил о русско-турецкой войне, о славных победах Черноморского флота, коим командовал Ушаков, поинтересовался, кто сейчас над сим флотом начальствует.
- Адмирал маркиз де Траверсе, - ответил Ушаков.
- Вот как! - не то удивился, не то обрадовался Никифоров. - Траверсе тоже связан с краем нашим: у него в соседнем Краснослободском уезде земли с пятьюстами душ крестьян.
- Маркиз прибыл к нам на службу из Франции, - усомнился Ушаков в правдоподобности этого сообщения.
- Ну и что из того? Покойный государь Павел I пожаловал ему в том уезде - не знаю за какие заслуги - Колопино и Синдрово.
- И он там бывает?
- В Колопино раз приезжал. Рассказывают, увидел там какой-то непорядок, собственноручно отстегал виновных и уехал. После этого не бывал.
Городничему не терпелось свернуть разговор на политику. Он каждую субботу читал газеты и потому имел к известному адмиралу много вопросов. А именно: какие выгоды получила Россия от мира с Бонапартом; долго ли продлится война с турками; где сейчас Кутузов и почему государь не ставит его главным над Дунайской армией? По всему, городничий принимал Ушакова за человека, близкого к царскому кругу и потому знающего все. Как же далек был он от истины! Информацию о важнейших событиях Ушаков черпал, как и городничий, из газет, если не считать случайных бесед о политике с высокопоставленными чинами в Петербурге. Однако ему все же удалось в какой-то степени удовлетворить любопытство городничего.
- А как сейчас дела во флоте? - поинтересовался Никифоров. - Газеты писали, что к Ионическим островам отправлена новая эскадра под водительством адмирала Сенявина, а что она сейчас делает, не пишут.
- Сенявин дал турецкому флоту сражение у входа в Дарданеллы и одержал внушительную победу. Это все, что мне о нем известно, - сказал Ушаков.
Обед продолжался. Поскольку был пост, на стол, кроме овощей и фруктов, подавались только рыбные блюда - заливной судак, щука под маринадом, стерляжья уха, жареный линь.
- Все это наше, из Мокши выловленное, - с гордостью говорил хозяин, угощая гостей. - Кушайте на здоровье. Линя попробуйте, батюшка, придвинул он Ушакову мясистую рыбу с бронзовой, прожаренной корочкой, страсть как хороша рыбка! Наших озер. Таких линей в Петербурге разве что к царскому столу подают.
- Очень вкусно, - подтвердил Ушаков, попробовав кусочек рыбы. Ему надоели расспросы о флоте, о политике, и он был рад случаю завязать с Медновым разговор о простых житейских вещах, связанных с краем, где ему предстояло жить. Меднов, почувствовав к себе его расположение, воодушевился:
- Вы, кормилец наш, ежели желаете знать все о нашем крае, меня спрашивайте - никого больше, меня только. Лучше меня, батюшка, края нашего никто не знает. Я весь уезд по делам своим купеческим вдоль и поперек изъездил, нет такого уголочка, в котором бы не был. Все знаю. А край наш, доложу я вам, привольный. Лучшего края не найти.
Его не перебивали. Он разохотился до того, что отодвинул от себя еду - все говорил, говорил. Много добрых, восторженных слов сказал. Всего здесь, в крае Примокшанском, хватает. Лесов, озер - не счесть. Одна Мокша чего стоит! Идешь тихим вечером по берегу, а в воде рыба плещется, купола церквей отражаются, ветлы раскидистые, дома крестьянские... А народ здесь всякий живет - русские, мордва, татары. Больше мордвы и русских. Их селения будто нарочно кем перемешаны: село русское - село мордовское, село русское - село мордовское...