— А ты, Федя, стал важный. Ну, где был после «Трех иерархов»?
— Сначала меня услали на Дон. Шесть лет болтался по Азовскому и Черному морям. Так завидовал вам, кто был в Архипелаге! Ты ведь участвовал в боях у Хиоса и в Чесме?
— А как же! Я поджигал Турцию с другого конца.
— На чем плавал?
— На «Саратове», во второй эскадре.
— А адмирал Спиридов держал свой флаг на «Евстафии»?
— Да, на «Евстафии».
— Наших в Архипелаге много было?
— Много: Калугин, Гагарин, Толбузин, Тимка Лавров. Тимка погиб при взрыве «Евстафия», слыхал?
— Слыхал. Жалко парня! А теперь ты откуда?
— Из Ливорно. А ты?
— А я завтра в Ливорно. На «Северном орле».
— Вот это здорово!
Друзья рассмеялись.
— Увидишь Италию. Чудесная страна. Какой воздух! Какие женщины!
Ушаков поморщился. После измены Любушки он не хотел думать ни об одной женщине, старался не замечать их.
— Да я вижу, ты все такой же схимник, каким и был. А вообще итальянцы — народ интересный, живой.
— Каждый интересен по-своему, — заметил Федор Федорович.
— Ты Павлушу Пустошкина встречал? Где он?
— Я с ним служил на юге. Он и теперь там, на Черном море.
— Каково плавать на Черном?
— Море глубокое, бурливое, своенравное, но плавать можно. А берега Тавриды красивые. Я думаю, не хуже твоей Италии! Скажи, а как адмирал Спиридов?
— Все такой же: строг, но справедлив. Матросы его обожают. Правда, Григорий Андреевич о них сильно заботится.
— Правильно делает!
— Я, Феденька, вот за что особенно уважаю адмирала Спиридова: он вроде нашего Николая Гавриловича Курганова — за русского человека горой. Это не кто-либо там, что потолчется неделю-другую в Англии, а потом от своих нос воротит!
— Гаврюша, расскажи про Хиос и Чесму. Как было?
— Было так. Мы искали в Архипелаге турецкий флот. Накануне Ивана Купалы подошли к проливу у острова Хиос. Видим — стоят на якоре шестнадцать линейных кораблей. Можешь представить: шестнадцать, а у нас всего-навсего девять!
— Трудновато. Ну и со скольких кабельтовых открыли огонь?
— Какие там кабельтовы! Сошлись на пистолетный выстрел.
— Ай да Спиридов! — вырвалось у Ушакова. — Он чем командовал, авангардом?
— Да. А мы — в арьергарде.
— Так-так. Значит, Спиридов в авангарде, — повторил, думая о чем-то своем, Ушаков. — Как царь Петр при Гангуте. И как же дрались? — продолжал расспрашивать он. — Турки вышли из пролива, и вы вели бой по всем правилам — на параллельных курсах?
— Какое там! Спиридов так внезапно атаковал турок, что они не успели сняться с якоря. Остались в двух линиях. И потому у них могла вести огонь лишь одна передняя линия — десять кораблей.
— Ах, Григорий Андреевич, молодец: как сообразил! — восхищался Ушаков.
— А мы шли в ордере колонны. Спиридов ударил сразу по флагману.
— Так-так, по голове!
— Все наши суда дрались отчаянно. Матросы и офицеры не щадили себя. Знаешь, когда «Евстафий» сцепился с флагманским «Реал-Мустафа», один наш матрос бросился к турецкому корабельному флагу. Добежал, уже протянул руку — ее прострелили. Он схватился за флаг левой — турок проткнул руку ятаганом. Тогда матрос вцепился зубами в турецкий флаг и погиб, но не выпустил его.
— А флаг?
— Флаг наши отбили. Принесли адмиралу Спиридову. Ты бы знал, как держался он сам! Спиридов отдал приказ: «Музыке играть до последнего!» И вот представь: гром орудий, треск рангоута, крики людей — и музыка. А сам Григорий Андреевич со шпагой в руке ходит по шканцам.
— Герой!
— Ну и расколошматили басурманов. Турки — тягу. Укрылись в Чесменской бухте. Тут мы их и прикончили: кто взлетел на воздух, кто сгорел, кто потонул. Вот картина была — век не забуду! И ни один турецкий вымпел не ушел из бухты.
— Поистине великолепная виктория! — сказал Ушаков. — Эх, жалко — некогда ни посидеть, ни поговорить толком! Надо торопиться: завтра снимаемся с якоря, а дел еще много. Придется идти. Всего хорошего, Гаврюша!
— Тебе счастливого плавания!
Друзья простились.
Ушаков шел под впечатлением рассказов Голенкина о славных архипелажских победах.
«Вот над чем надо хорошо поразмыслить! Такого даже у Курганова не вычитаешь, не то что у Госта», — думал он.
XV
Ушаков вышел из Адмиралтейств-коллегии и медленно направился к пристани. Он был так озадачен, что шел не замечая прохожих, — Федор Федорович только что получил новое назначение.
За последние пять лет Адмиралтейств-коллегия несколько раз перебрасывала его с места на место, словно проверяла: выдержит ли капитан-лейтенант Федор Ушаков?