Сергей почувствовал, что его дыхание делается глубже, голос режиссера действовал гипнотически. И он забыл обо всем на свете. Он защищал революцию.
— Теперь ни слова! Начали!
И началось. Дым, пальба, бандиты. Королев двинул рослого бандита прикладом, и тот неожиданно бабьим голосом запричитал:
— Что ж ты, сволочь, по правде дерешься? Товарищ режиссер, он по правде дерется!
— Все правильно, поехали!
— Вот чмырь! — рассердился «бандит». — Он хочет, чтобы мы по правде друг друга поубивали.
Потом Сергей плыл по Днепру вниз лицом. На его спине белая рубашка вздулась пузырем. Он изображал убитого.
— Перекур! — крикнул режиссер. — Есть желающие прыгнуть?
— Есть! — сказал Королев неожиданно для себя.
— Дно промерено. Глубина в порядке.
И с этой минуты все стали очень вежливыми и предупредительными к Сергею. А режиссер был в него прямо влюблен.
Только у кручи он почувствовал слабость под ложечкой, но тут же, глядя вверх, сказал своему сердцу:
«Потише. Помедленнее стучи, еще медленнее. Вот теперь я не боюсь. Теперь не думать ни о чем. Прыгнуть солдатиком ничего страшного».
И он прыгнул. Сквозь ресницы он увидел сверкающую поверхность воды, она стремительно надвинулась на него, и он проткнул ее босыми ногами. И хотя оттянул носки, вода больно ударила его по подошвам.
Он вынырнул и поднял голову. Над обрывом висели десятки покрасневших, наклоненных вниз лиц.
Через несколько дней он вернулся в газетную экспедицию. Бросать такую работу он не хотел: она не отнимала времени для дела, а только сокращала сон. А еще он имел бесплатно газету на каждый день.
«Пасха и рабочие. Группа рабочих 1-го Государственного гвоздильного завода отпраздновала второй день пасхи в заводе, проработав пять часов в пользу подшефных детей при сотрудничестве заводской комячейки».
«Безработные — воздухофлоту! Погрузочная артель безработных кожевенников отчислила от своего скудного заработка на постройку самолета «Подарок Ильину» 7250 рублей».
«Подарок Ильичу» будет говорить! «Как уже сообщаюсь в «Известиях», рабочие и служащие радиозавода решили построить радиопередатчик для самолета «Подарок Ильичу». Общее собрание завода постановило безвозмездно изготовить радиостанцию для самолета Подарок Ильичу». В настоящее время завод занят разработкой лампового передатчика. Поставленные на заводе опыты дали более-менее удовлетворительные результаты».
В МОСКВУ!
Остаток каникул Сергей решил провести под лестницей, в мастерских, он понял, что явился к шапочному разбору.
Лихорадочно готовились к Третьим состязаниям, и планеры уже отчетливо просматривались в хаосе планок, стружек и мелькающих рук. Вид у всех был озабоченный и злобный по отношению к тем, кто повесничает. И Сергей сразу схватился за спасительный рубанок и принялся обстругивать брус.
Он, конечно, понимал, что занимается ерундой, но надо осмотреться и прикинуть, каков расклад и откуда ветер. С рубанком он почувствовал себя увереннее, потому что с этой минуты он уже не был бездельником.
Впрочем, сам-то он к себе относился в этот момент юмористически: так же бывало и в гидроотряде: двое надрываются, навешивают мотор, а третий с умным видом крутит гайки, доступ к которым свободный, «работает», но к нему уже нет претензий.
— Вырежи по контуру, — сказал Яковчук и подал Сергею лист авиационной фанеры с вычерченным полушпангоутом.
«Вот теперь я занят делом, — подумал он и завернул рукава рубашки по локоть. — Поздновато я сюда явился. Но что я мог поделать? Слишком уж сильна группа Яковчука, они и поедут».
Ночевал он на стружках, в ящике.
Как-то вырвался к Савчуку и Павлову.
— Ты слышал о Германии? — спросил его Пазлов.
— Да, слышал, там живут германцы, — сказал Сергей.
— Я о планерных состязаниях в Германии, — небрежно кинул Павлов, и Сергею сделалось не до шуток. Он заерзал на ступе.
— Ничего не слышал.
— После Версальского мира Германии запрещено развивать собственную авиацию, и они все силы бродили на планеры, чтобы подготовить себе авиационные кадры.
— Знаю. Ну и что?
— Ну так и вот, — продолжал Павлов тянуть. — У них лучшие в мире планеристы: Мартинс, Папенмайор, Шульц…
— Знаю, ну и что?
— Общество Рен-Розиттен пригласило наших планеристов, дабы утереть нам нос.
— Кто едет?
— Арцеулов, Зернов, Кудрин, Сергеев, Яковчук.
— И Яковчук?
— Да. А из Германии прямо в Коктебель. Ничего, Серега, не грусти. Когда-нибудь и ты прорвешься.
— Я не уверен, что германцы так уж легко утрут нос русским, — сказал Сергей.
— Но у них планеризм живет уже не один десяток лет, а у нас он в зародыше.
Настал долгожданный день. Планеры вынесли перед главным корпусом, было нечто похожее на парад. Явились преподаватели и ректор Бобров. Бегал парень с «Кодаком», фотографировал планеристов. А на другой день рекордные КПИР-4 и КПИР-1БИС разобрали, сложили в ящики и надписали «Планеры».
Сергей грустил. Надежд у него не было почти никаких.
На железнодорожной станции кладовщик, принимавший груз, спросил:
— Шо це такэ «планер»?
— Самолет без мотора, — сказал Яковчук. — Только поскорее, пожалуйста.
Но добродушный кладовщик заартачился.
— Самолеты без моторов не бувають. Ты нэ дури мэнэ.
— Бывают, бывают. Потом поговорим. Завтра.
— Не, почему ж завтра? Ты давай сейчас.
— Черт! — выругался Яковчук, зачеркнул слово «Планер» и написал «Запчасти». — Теперь доволен?
— О, то другэ дило. Так и запышемо: «Запчасти».
Учебный КПИР-3 отправлять в Коктебель было рано. И его решили облетать здесь, в Киеве. Отыскали пустырь.
Это были не полеты, а скорее «подлеты»: планер выстреливали резиновым амортизатором как из рогатки. Управлять таким аппаратом было так же трудно, как и бумажным голубем. Да и пока вспомнишь о ручке управления, земля — вот она.
Сергей подошел к Яковчуку.
— Геноссе Яковчук, — сказал он, — кто поедет в Феодосию?
— Не все.
— Как вы смотрите на мои шансы?
— Никак. Ваша очередь, геноссе Королев. Поехали.
Сергей забрался в кабину планера, поставил ноги на педали.
— Рулями не шуруй, — сказал Яковчук, — никакой художественной самодеятельности.
Желающих тянуть резину было больше чем достаточно, и поэтому с каждого конца амортизатора стоило человек по десять, одиннадцатый держал хвостовой трос, намотанный на кол.
Начали считать шаги, чтоб натяжение было равномерным, вот уже стартовая команда топчется на месте.
— Бегом!
И в этот момент отпустили хвостовой трос, и Сергей ударился затылком о спинку сиденья, и это было бы, пожалуй, самым сильным его впечатлением о полете, если бы земля не приблизилась и не раздался сухой треск раскалываемой лучины. Но это была не лучина — это был фюзеляж. Королев скривился, как от боли, и почувствовал, что продолжает полет, только уже без планера. Землю он встретил полусогнутыми напряженными руками, тут же перекувырнулся и покатился как мячик.
К нему неслись со всех сторон планеристы. Сергей с трудом поднялся и пошел, хромая, к планеру.