Все оцепенели, а потом кинулись туда. Из обломков поднимается шатающаяся фигура, и среди всех проносится вздох облегчения; «Встал, жив!» Подбегаем. Сергеев действительно жив и даже невредим каким-то чудом. Ходит пошатываясь и машинально разбирает обломки дрожащими руками… Раз так — все в порядке, и старт снова живет своею нормальною трудовой жизнью. У палаток вырастают новые машины. Нас пять человек в шлемах и кожаных пальто, стоящих маленькой обособленной группкой. А кругом все окружают нас словно кольцом. Нас и нашу красную машину, на которой мы должны вылететь в первый раз. Эта маленькая тупоносая машина по праву заслужила название самой трудной из всех у нас имеющихся, и мы сейчас должны ее испробовать.
Нас пять человек — летная группа, — уже не один год летающих вместе, но сейчас сомкнувшихся еще плотнее. Каждый год перед первым полетом меня охватывает странное волнение, и хотя я не суеверен, но именно этот полет приобретает какое-то особое значение. Наконец все готово. Застегиваю пальто и, улыбаясь, сажусь. Знакомые лица кругом отвечают улыбками, но во мне холодная пустота и настороженность. Пробую рули, оглядываюсь кргуом. Слова команды падают коротко и сразу… Только струя студеного ветра в лицо… Резко кладу набок машину… Далеко внизу черными точками виднеется старт, и нелепые вспученности гор ходят вперемежку с квадратиками пашен. У палатки собрана большая красная с синим машина. Кругом копошатся люди, и мне самому как-то странно, что именно я ее конструктор и все, что в ней, до последнего болтика, все мною продумано, взято из ничего — из куска расчерченной белой бумаги. Сергей (Люшин), очевидно, переживает тоже. Говорит: «Знаешь, право, легче летать, чем строить!» Я с ним сейчас согласен, но в душе не побороть всех сомнений. Не забыто ли что-нибудь и (не) сделано ли неверно, неточно?.. Впрочем, размышлять некогда. Наш хороший приятель садится в машину и шутливо говорит: «Ну, конструкторы, волнуйтесь!» Да этого и говорить не нужно, и мы прилагаем все усилия, чтобы сдержаться… А потом нас хором поздравляют, и вечером в штабе я слушаю, как командир (начальник возд. сил МВО) связывает мою роль летчика и инженера в одно целое, по его мнению, чрезвычайно важное сочетание. Я вылетаю на своей машине сам. Все идет прекрасно, даже лучше, чем я ожидал, и, кажется, первый раз в жизни чувствую колоссальное удовлетворение, и мне хочется крикнуть что-то навстречу ветру, обнимающему мое лицо и заставляющему вздрагивать мою красную птицу при порывах..
И как-то не верится, что такой тяжелый кусок металла и дерева может летать. Но достаточно только оторваться от земли, как чувствуешь, что машина словно оживает и летит со свистом, послушная каждому движению руля. Разве не наибольшее удовлетворение и награда самому летать на своей машине?!! Ради этого можно забыть все и целую вереницу бессонных ночей, дней, потраченных в упорной работе без отдыха, без передышки. А вечером… Коктебель. Шумный ужин вместе, и, если все (вернее, наша группа) не устали, мы идем на дачу Павловых танцевать и слушать музыку. Эта дача — оазис, где можно отдохнуть за день и набраться сил для будущего. Впрочем, когда наступили лунные ночи, усидеть в комнате очень трудно, даже под музыку. Лучше идти на море и, взобравшись на острые камни, слушать рокот моря. А море шумит бесконечно и сейчас тоже и покачивает слегка наш пароход… Оно-то, наверное, и навеяло мне это письмо, вероятно, самое большое из полученных тобою от меня…
Сейчас жду Одессу с нетерпением. Ведь именно в ней мною прожиты самые золотые годы жизни человека. Кажется, это так называется…
Целую тебя и Гри[2],
Привет. Сергей».
Встретившись в Москве с Люшиным, который к этому времени успел перебраться на новое место работы, Королев сказал:
— Давай сделаем паритель для высшего пилотажа. Такого пока никто не делал.
— А американец Хозе?
— Американца затащили на высоту самолетом, ему легче было. Мы сделаем паритель и сами заберемся наверх. Как?
— Задача интересная, — задумчиво произнес Люшин, — сочетать способность парения с прочностью. Интересно.
— Так согласен?
— Нет. У меня в ОКБ очень интересная работа, и я возвращаюсь теперь домой в десятом часу. И женился.
— Ого! Поздравляю. Тебя очень хвалил Ришар за твою хитроумную коробку в системе управления. Он сказал: «Люшин есть настоящий механик». Ты взял на нее патент?
Люшин махнул рукой.
— Некогда. Есть дела и поважнее. Как твой дипломный проект?
— Я давно мечтал сделать небольшой самолет. И диплом — как раз этот самолет. Думаю в будущем году построить его. И планер тоже.
— Потянешь?
— Надо.
— Кто руководитель диплома?
— Туполев.
— Как это удалось его уговорить? Ведь он загружен сверх всякого предела.
— Заинтересовался.
— Поздравляю. Значит, в твоем проекте есть искра божия, иначе бы он не стал возиться. Он человек резковатый и называет вещи своими именами.
— Получилось у меня чуточку неловко. Он подходит ко мне и стоит за спиной. «Вы — Королев?» А я черчу, не вижу, кто спрашивает, и отвечаю: «Черт его знает. Вроде бы я».
— Уверен, что он на это даже внимания не обратил. По-видимому, в твоем проекте что-то есть. Так, наверное, мы не скоро встретимся, разве что в Коктебеле.
— В Коктебеле наши пути обязательно пересекутся. До свидания, женатик.
— Тебя тоже не минует чаша сия.
Королев вспомнил Лялю и нахмурился.
— Какая должна быть жена? — спросил он как будто без связи с предыдущим разговором.
— Такая, с которой бы ты не думал о всех женщинах на земле.
«Где же теперь искать помощника, с которым можно жить душа в душу, как с Сергеем? — думал Королев. — А что, если моим помощником будет Гри?»
И заработала машина. Королев взвалил на свои плечи непомерную нагрузку, успокаивая себя только тем, что границы человеческой ловкости и энергии пока не определены. Он торопился, как будто каждый его день был последним. Он не замечал той жизни, которая кипела и копошилась вокруг. Планеры и самолеты были его жизнью. Занимаясь своим делом, он не мог думать о всех прочих делах.
В конце года, работая у Ришара, он защитил дипломный проект, и ему была присвоена квалификация инженера-аэромеханика. Одновременно он делал проект планера и начал строительство самолета по собственному дипломному проекту. Он не понимал тех людей, которые дипломный проект делали ради диплома. Он считал это пустой тратой времени. Уж ежели делаешь проект, то чтобы не зря, чтоб воплотить его в металле.
Когда он заявил свой новый планер «Красная звезда» на состязания в Коктебеле, в Осоавиахиме не очень удивились, памятуя предыдущий год. Когда же стало известно, что вместе с планером он ухитрился сделать и самолет, это показалось неправдоподобным, Ведь сколько нужно обегать инстанций прежде, чем подпишешь какую-то бумажку, а бумажка нужна даже на авиационную свечу, не говоря о вещах более дорогостоящих.