В Королеве счастливо сочетались молодость, жизненный опыт, опыт конструктора и летчика, организаторский талант, редкостная наблюдательность, умение разбираться в людях и ставить их на то место, где они больше принесут пользы, умение быстро соображать, предвидение событий, исходя из предварительного расклада, умение четко выразить мысль, поставить задачу, убедить в своей правоте, неизменное чувство юмора, требовательность к подчиненным, двойная требовательность к себе и исключительная вера в свое дело. И еще — человечность. Кроме того, он казался постоянно заряженным энергией. Никто не видел его усталым или слабым. И еще он тянул свою работу, не давая себе скидок на занятость общим руководством.
Иногда он с некоторым удивлением замечал, как в его теперешней работе помогал и опыт грузчика, и моториста, и столяра, и планериста, и он думал, что вся его прежняя жизнь была подготовкой к этой жизни. Теперь он чувствовал, что приступил к главному своему делу, а все прежнее — путь к этому делу. Какой-то невидимый компас помогал ему выдерживать нужное направление и избегать лишних ходов. Что это за компас? Любовь к небу? Неважно. Важно, что все в порядке. А трудности? Трудности, пожалуй, помогали. Королев считал, что организм развивается оптимальным образом при действии на него посильных трудностей.
Инженеры, работающие даром, были разбиты на четыре бригады. Первой руководил Цандер, он делал второй реактивный двигатель ОР-2, ракету ГИРД-Х, стенд для испытания силы тяги двигателя, проводил все термодинамические и прочностные расчеты. Второй бригадой руководил Михаил Клавдиевич Тихонравов, он занимался ракетами 05, 07, 09. Третий руководитель — Юрий Александрович Победоносцев. Его бригада делала установку для получения потоков воздуха со сверхзвуковой скоростью и снаряд с воздушно-реактивным двигателем. Королев возглавлял четвертую бригаду и занимался ракетопланом под цандеровский двигатель ОР-2. Его мог подменить Евгений Сергеевич Щетинков. Королев считал, что хорош тот руководитель, без которого работа может идти ничем не хуже, чем с ним.
К этому времени ГИРД из самодеятельной организации превратился в финансируемую Осоавиахимом. Осоавиахим поверил в ГИРД. Зарплату, правда, платили маленькую, намного меньше, чем в любом другом месте, с продовольственными карточками постоянно происходили неувязки, и столовая для домработниц, к которой прикрепили гирдовцев, напоминала о неустроенности мира. Но это были мелочи. Все понимали, что настоящее рождается в муках, никто не ждал широкой столбовой дороги и зеленого света. Здесь не было медников, копировщиц, снабженцев, инженеров, здесь были люди, занятые одним делом, и у каждого болела голова, если что-то не выходило.
Собрались в кабинете начальника все, кто связан с ракетопланом, обсуждались технические вопросы.
— Двухмоторная схема отпадает. Аппарат неустойчив и при отказе одного двигателя может… ну и так далее.
— Окажутся ли рули эффективны в струе газа?
— Так мы остановились на бесхвостке. Проектировать специальный планер — это значит потерять массу времени.
— Необходимо изменить конструкцию крыла и пересчитать его на прочность и устойчивость. Ведь баки с горючим и окислителем придется располагать в крыльях.
— Может, облетать бесхвостку с поршневым двигателем, имитирующим реактивный?
— Это мысль. Как раз увидим, каково смещение центра тяжести: планер может быть готов раньше ракеты.
— Может, сделать топливные баки сбрасывающимися? На всякий пожарный случай.
— Это очень усложнит конструкцию.
— Баки будут выходить за контур крыла. Летные качества аппарата и так скромны…
— Как поживает ОР-2?
Во время совещания вошел начальник производства Бекенев и с порога заговорил, глядя на Королева. Все замолчали, потому что производственник был возмущен и говорил громче всех, вместе взятых.
— Скоро меня будут гонять грязной метлой со всех заводов. Каждую гайку и штуцер — пожалуйста, оформляй, собирай подписи, и на тебя глядят как на бедного родственника. Как будто мне больше всех надо. Нужно самим делать гайки.
Королев молча слушал.
— А как токарный станок? — спросил он.
— Это вы говорите о «Комсомолке», которую нам никак не передадут?
— Да.
— Не хотят подписывать бумагу, все кокетничают, Королев поглядел на осоавиахимовскую гимнастерку Бекенева и сказал:
— Придите в кабинет самого высшего командования в этой гимнастерке, а на петличках сделайте следы от шпал. Ну, как будто вы недавно сняли шпалы, якобы вы бывший капитан. Тогда постесняются выгнать.
Все засмеялись.
— Разрешите идти? — спросил Бекенев и по-военному повернулся и щелкнул каблуками.
— Итак, подведем итоги, — сказал Королев.
После совещания разошлись по рабочим местам.
— Фридрих Артурович, пойдете на Прандтля из Геттингена? — спросил Цандера товарищ по бригаде. — У меня два билета.
— Он будет о своих работах по аэродинамике?
— Да.
— Это очень интересно. А где он будет?
— В физической лаборатории МГУ.
— Где это?
— В МГУ.
— А где МГУ?
— Вы смеетесь? Около Манежа.
— А где Манеж? Нет, я не пойду. Далеко. Спасибо. Составьте конспект. Мне нужны цифры. А глядеть на ученого… Что он, знаменитый тенор? Впрочем, на тенора я бы тем более не пошел.
Цандер сел за свой стол.
В его записях не было ни слова: тройные интегралы, дифференциальные уравнения и всякие прочие сложности, которыми в практике инженеры не пользуются. Впрочем, в его записях были слова: «Следовательно», «Итак», «В результате элементарных математических преобразований получаем». Но и эти слова были записаны немыслимыми буквами: Цандер, чтобы не терять времени напрасно, пользовался стенографией.
— Ну, так вы домой не едете? — спросили его.
— A-а? Да-да. Сейчас иду. Посижу десять минут. Закончу.
На другой день Королев пришел на работу первым и увидел, что в кабинете второй бригады не погашен свет. Он нахмурился и толкнул дверь. И увидел Цандера. Фридрих Артурович сидел за столом с логарифмической линейкой. Он поднял голову и спросил:
— А что, разве рабочий день уже закончился?
Королев поглядел в серьезные наивные глаза бригадира первой бригады и не сказал ни слова.
«Ну да, — подумал он. — Окон-то нет, он и не заметил, что наступила ночь и утро».
Потом Королев дал устный приказ работникам ГИРДа: последнему уходящему забирать с собой Цандера.
Появился начальник производства. Он поздоровался и положил перед Королевым бумаги.
— Ну что?
— Вот она, «Комсомолка» — токарный станок.
Королев и Бекенев переглянулись и засмеялись. На петличках начальника производства красовались следы от шпал.
— Синькой? — спросил Королез.
— Синькой, — ответил Бекенев.
Гирдовцы были закреплены за столовой для домработниц. Цандер ходил в столовую с жестяной банкой на проволочной дужке. Обед он брал на семь копеек, съедал первое, а гарнир складывал в банку и относил в подвал: это был его ужин.
Мошкин, работник первой бригады, котлету, положенную ему, оставлял на тарелке.
— Разве вы вегетарианец? — спросил Цандер Мошкина и покраснел.
— Да.
Мошкин переложил котлету в тарелку Цандера и подумал, что в следующий раз будет садиться с ним за один стол и котлету перекладывать незаметно.
Королев, сидевший за соседним столиком, наклонил голову пониже к тарелке.