Казус Подъёмно-опускного устройства контейнерного типа (ПОУ КТ-1А) на МПК-145
Этот казус можно было объединить с предыдущим, но у них разная природа, хотя объект один. Основным средством обнаружения подводных лодок на кораблях проекта 1124 является опускаемая гидроакустическая станция МГ-339Т («Шелонь»). Её особенностью как раз и является то, что она опускаемая. То есть шеститонный контейнер приёмоизлучателя ОГАС на особо прочном кабельтросе, опускается на глубину от 10 до 100 м с помощью гидравлической лебёдки. Таким образом использовать ОГАС (МГ-339Т) можно было только на стопе (без хода корабля относительно воды). А это существенно ухудшало тактические возможности корабля и терпелось только из-за весьма значительных дальностей обнаружения ПЛ. При некоторых условиях ОГАС обнаруживала ПЛ дальше чем навигационная РЛС обнаруживала надводные цели. Мало того что в боевой обстановке он лишался возможности маневрировать для уклонения от атак самолётов и ракет, он становился сильно зависимым от резкого ухудшения погодных условий (гидрометеорологических условий — ГМУ). Подъёмно-опускное устройство ПОУ КТ-1А имело ограничения по качке корабля, килевой, бортовой и вертикальному ускорению, причём если качку по крену и дифференту ещё можно было измерить, то приборов для измерения вертикального ускорения предусмотрено не было (я то у себя на МПК-143 такой прибор имел — друзья лётчики противолодочной авиации подарили акселерометр). Кроме того на МПК-143 впервые на кораблях проекта было установлено подруливающее устройство ВДРК-159А (Выдвижная движительно-рулевая колонка), специально для обеспечения подъёма ПОУ КТ-1А при ухудшении погоды. ВДРК была и на МПК-145, но и она при определённых условиях не помогала. Если момент перехода ГМУ через предельно-допустимые, хотя бы по одному параметру пропустить, то есть не поднять контейнер в шахту ПОУ КТ-1А, ситуация становилась аварийной, так как корабль не мог маневрировать с опущенным контейнером при продолжающемся ухудшении погоды. На этот и ему подобные случаи создатели корабля предусмотрели специальное устройство, перерезающее кабельтрос в критические моменты. Устройство находилось в отсеке тросоукладчика, имело вид газонокосилки с электроприводом, а рабочим инструментом был диск с алмазной крошкой, способный в считанные секунды отрезать кабель. Причём первый диск был установлен на самом устройстве, а второй хранился не в ЗИПе, а в каюте командира боевой части пять (такое ему придавалось значение). Вот на это устройство и натолкнулся командир 117 дивизиона противолодочных кораблей капитан 2 ранга Лысин Лев Арсентьевич при первом ознакомительном обходе, вновь прибывшего, в состав его дивизиона корабля (кстати, уже второго). После всех пояснений командира о назначении устройства, комдив распорядился сдать оба алмазных диска для хранения на береговую базу (!?). Ибо в его голове мгновенно возникла страшная картина, в которой какой либо злоумышленник режет кабельтрос с целью доставить ему, комдиву, кучу служебных неприятностей. Приказание понято не было, но было выполнено. Прошло около двух лет, ситуаций, требующих применения резака не возникало. Но, всё-таки, Рок настиг ретивого комдива. Однажды, при отработке учебно-боевых задач, в ходе слежения за обнаруженной подводной лодкой, этот самый предел ГМУ на любимом корабле комдива — МПК-145, в противолодочном азарте был пропущен. Погода резко ухудшалась, как это часто бывает на Камчатке. Корабль попал в ту самую ситуацию, о которой заблаговременно подумали конструкторы, не предполагая наличия на флоте столь «дальновидных» комдивов. Кабельтрос пришлось перебивать взрывом кольцевого кумулятивного заряда в помещении тросоукладчика, чтобы как ящерица, отбросив хвост, выжить. Комдиву это сошло с рук, ибо он не стал афишировать своё распоряжение, а свалил всё на командира корабля. На всех кораблях проекта провели ревизию резаков и срочно восстановили их готовность к применению по прямому назначению.
О вреде увлечений для кадровых вопросов
Я имел неосторожность своих увлечений не скрывать. Так все мои друзья и знакомые знали, что я на досуге охотно ремонтирую часы. Об этом узнал и наш командир 117 дивизиона противолодочных кораблей Лысин Лев Арсентьевич. Как-то он принёс из дома будильник «Слава», который не работал, сказал, что будильник из спальни и попросил его посмотреть. Причина остановки механизма была предельно проста: на ось маятника намотался волосок от верблюжьего одеяла рыжего цвета, что было прекрасно видно с помощью лупы. Волосок был снят, будильник заработал. Неосторожность моя была в том, что на вопрос Лысина: «Что там было?», я честно сообщил причину и даже сказал: «А у вас в спальне верблюжье одеяло случайно не рыжего цвета?» Лысин изменился в лице — для него способ установления цвета одеяла существовал только один: побывать под этим одеялом! Я несколько раз видел его несравненную жену Розу, которая работала воспитателем детского сада. Там была такая тётя, вокруг которой резвый лейтенант не смог бы обежать за свой двухсуточный выходной, но, как оказалось, это не повод отказываться от ревности. Поэтому, как только потребовался командир для приёмки очередного корабля-новостройки, предназначенного для другого места базирования — моя кандидатура была предложена и утверждена незамедлительно.
Казус агрегатной БЧ-3
На всех кораблях проекта 1124 имелось помещение уязвимое в такой же степени, как и значимое — это агрегатная БЧ-3. Это надо же было в небольшом помещении, находящемся ниже ватерлинии в носовой части корабля, сосредоточить четыре электромашинных усилителя — приводов вертикального и горизонтального наведения двух РБУ-6000 и электромашинный преобразователь напряжения АТО-8/400 для системы приборов управления противолодочным оружием (СПУС ПЛО) СУ-504 «Дракон-1124». И все эти приборы обеспечивали работоспособность минно-торпедного вооружения и системы приборов управления противолодочным оружием, которое в совокупности с гидроакустическими средствами обнаружения ПЛ собственно и делало корабль противолодочным. Кроме того, в помещении находился центральный прибор системы тревожно-температурной сигнализации (ТТС) ракетного погреба «Карат-М». Помещение конструктивно было обречено на затопление как минимум из трёх источников: через гусак цистерны пресной воды, при её приёмке, водой охлаждения холодмашины, при возникновении неисправности и рабочей водой эжекторного насоса осушения, при ошибках в его эксплуатации. Из двух источников помещение затапливалось пресной водой и из одного забортной. Кроме того, по разгильдяйству баковой швартовной группы или матросов БЧ-2, при не задраенном люке на верхнюю палубу, в плохую погоду, морская вода могла попадать в агрегатную, что иногда тоже случалось. Самое печальное, что фундаменты электрооборудования, установленного на палубе помещения, были очень низкими и, даже при своевременном обнаружении факта поступления воды, личный состав не успевал принимать меры против поступления воды, до попадания её в электрооборудование. Таким образом, почти на всех кораблях проекта, не по одному разу заменялись ЭМУ, АТО и выходил из строя «Карат-М». Мне лично пришлось производить такую замену, будучи в должности командира БЧ-3 на МПК-41 (11 заказ). Замечания по этому помещению были высказаны конструкторам ещё при приёмке головного корабля на ТОФ — МПК-36 (10 заказ). Лично я ходил вместе с Главным конструктором Зеленодольского ПКБ Ю. Никольским в помещение агрегатной на МПК-41и показывал всё на месте. А реакция на эти замечания (только в виде повышения фундаментов ЭМУ и АТО) последовала через пять построенных кораблей на МПК-143 (15 заказ). То есть через пять лет! Начиная с МПК-143, при смене ламповой гидроакустической станции МГ-322 на тиристорную МГ-322Т, освободилось помещение генераторного отсека как, раз рядом с помещением центрального поста ПЛО, который и являлся потребителем специальных напряжений от АТО и поставщиком управляющих сигналов на ЭМУ. Но там сделали шестиместную каюту вместо переноса туда агрегатной БЧ-3 (тоже нужно, но гораздо проще). За это время было уничтожено множество не дешёвого и дефицитного электрооборудования. Да и его ремонт или замена требовала техников-электромехаников высокой квалификации, которых на кораблях зачастую не было (не любой командир БЧ-3 мог взяться за такую работу). А задача решалась довольно просто: достаточно было провести в пост энергетики и живучести (ПЭЖ) светозвуковую сигнализацию, с использованием резервных жил электрических кабелей системы «Карат-М», проведённых прямо в ПЭЖ. При поступлении воды от любого источника пенопластовый поплавок, всплывая, толкал полутораметровый штырь, над которым стояла замыкающая кнопка. И у вахтенных (которые находились в ПЭЖе круглосуточно) появлялась возможность узнать о поступлении воды и прекратить его, ещё до того как её уровень поднимется до уровня фундаментов! Схема впервые была реализована на МПК-143, который не имел, с момента постройки, ни одного затопления этого помещения до отправки корабля на слом.