Обживание нового места базирования
После успешного окончания ремонта, получения полного комплекта боеприпасов, всех видов снабжения, снятия с временного довольствия в Тылу КВФ, СКР-18 благополучно прибыл в бухту Броутона. Правда, командовал кораблём командир дивизиона СКР капитан второго ранга Баньщиков Юрий Сергеевич, потому что Гнитько, не дожидаясь решения командованием его дальнейшей судьбы, вскрыл себе вены. Остался жив — спасли, но от должности конечно отстранили. Кроме нас там уже был СКР-96 проекта 159А. Нас не торопясь, стали проверять все службы береговой базы: продовольственники, вещевики, шкипера, медики и флагманские специалисты штаба бригады. В основном состояние дел оценивалось как хорошее или удовлетворительное. Отдельно запомнилась проверка наличия и учёта медикаментов группы А и Б начальником аптеки береговой базы. В то время на этой должности находилась жена майора медицинской службы Остапца Анатолия Михайловича, несравненная Евгения Фёдоровна. Вела она себя как министр здравоохранения отдельно взятого пункта передового базирования сил ВМФ. Но учёт и хранение интересующих её медикаментов были в отличном состоянии, и придраться было просто не к чему. Впоследствии мне стало известно, что она была в особых отношениях с командиром бригады, и ей было многое позволено, но не всё. Моего трепета она вызвать не смогла, хотя народ её побаивался за прямой доступ к «телу бригадира».
С майором Остапец я познакомился исключительно по делу. Доктор был по образованию хирургом, а по призванию врачом общей практики (стоматолог, гинеколог, дерматолог и пр.пр.) Так вот у меня заболел зуб, и я решил заглянуть в санчасть береговой базы: вдруг помогут. Санчасть располагалась в одноэтажном доме барачного типа. Пока я шёл по длинному коридору к кабинету доктора бросились в глаза четыре или пять неисправных медицинских приборов от ВЧ прогревателей до рентгенаппаратов. Доктор со мной согласился, что радикальные меры принимать рано — можно ограничиться ВЧ прогревом, но нет ни одного исправного аппарата. То есть спасение утопающих — дело рук их самих. С первой попытки я отремонтировал сразу два ВЧ аппарата: достаточно было заменить предохранители на исправные. Получил назначенное лечение и просьбу от доктора о попытке ремонта остальной медтехники. На следующий день был отремонтирован ещё один ВЧ аппарат — была неисправна генераторная радиолампа ГУ-800, а также удалось восстановить оба портативных рентгенаппарата. Доктор испытывал состояние эйфории от значительного усиления своих медицинских возможностей и хотел сделать мне, что нибудь хорошее. Захотел и сделал: вечером угостил меня рябиновой настойкой Курильского производства. В дальнейшем сотрудничество с доктором было очень плодотворным. Так по его просьбе, по слепкам я изготовил ключи и печать от аптечного склада, которым, как я уже говорил, заведовала его жена. Так мы получили условно неограниченный доступ к запасам медицинского спирта. Почему условно? Потому что у бутыли со спиртом был ограниченный объём. Доктор отливал немного спирта и переносил карандашную метку на этикетке бутыли (которую ставила сама Евгения Фёдоровна!) в соответствии с новым уровнем жидкости. Так было пока уровень не достиг нижнего края этикетки. Но мы и это преодолели: с помощью полотенца и тёплой воды этикетка была размочена и ещё немного приспущена, что несколько увеличило наши возможности и позволило дождаться транспорта с очередным годовым запасом медицинского спирта. Процесс приёма алкоголя в броутоновском варианте выглядел так: я сидел в кресле стоматолога, доктор напротив. На полочке для приготовления зуболечебных препаратов лежали аккуратно нарезанные лучёк, чёрный хлеб, соль и стояли две склянки для приёма микстур. Дверь стоматологического кабинета не закрывалась, просто при чьей либо попытке заглянуть в кабинет доктор включал бормашину и говорил, что он занят с пациентом. Или я разбирал, какое нибудь чудо медицинской техники, а среди запчастей был накрыт банкет. Я чинил доктору ружье (сделал новое ложе в условиях отдалённой базы), точил охотничьи ножи и ювелирные резцы. Такой у доктора был широкий диапазон увлечений. А особенно доктор любил удалять аппендиксы: быстренько и к чёртовой матери, не дожидаясь перитонита!
Морская практика в любимой Бухте
Несмотря на мой шестилетний опыт управления кораблями проекта 1124 и допуск на самостоятельное управление кораблями проекта 159, 159А, командир дивизиона СКР капитан второго ранга Баньщиков Юрий Сергеевич, пока он был приказом командира бригады назначен ещё и врио командира корабля, не доверял мне управление СКР-18. Но однажды прижало. У комбрига шло совещание, когда потребовалось освободить северную сторону плавпричала № 1 для швартовки сухогрузного транспорта со строительными материалами. То есть отойти от северной стороны и подойти к южной того же причала. Ю.С. рвался на перешвартовку сам, но комбриг не разрешил ему уйти с совещания и через рассыльного передал приказание перешвартовку корабля возглавить мне. Для корабля с двумя подруливающими устройствами и со средним винтом регулируемого шага при отличной погоде перешвартовка — простая формальность. В течение 30 минут корабль был перешвартован. Швартовные концы принимал лично Баньщиков! Раз швартовался не врио командира, значит разбор швартовки в кают-компании. Всё словоблудие комдива на разборе швартовки свелось к фразе: «Солдатенков, на Симушире не требуется Вашей ювелирности (запас на прижимной ветер в две ширины корпуса корабля на момент остановки в точке швартовки он посчитал «ювелирным»). Я бы на Вашем месте работал грубее». Тут кроме ТЧК добавить нечего. Хотя в дальнейшем, при заходах в Центральный ковш порта Корсаков, Баньщиков в самый ответственный момент покидал мостик под предлогом привести себя в порядок и переодеться для убытия на доклад к местному комбригу, а я спокойно завершал заход в ковш и швартовку.