Annotation
Середина восемидесятых. Начало Золотого Века героев. Котел только собирает новых членов, Зион еще парит в небесах, а Губители спят, ожидая активации. Из тысячи подопытных, получивших первую порцию виалов Котла, выжило одним больше. ---- Нет, тут не будут давить паровозы, пока они еще чайники. Скорее наоборот. Это - почти оригинал, потому что рамки канона очень туманны, многие персонажи еще не родились, и еще больше еще в школе.
Ddos
Глава 1
Ddos
Admissor
Пролог
Будильник вопил. Кричал, звал, надрывался, бился в усталой, почти человеческой истерике. Бессильным призраком прошлого дрожал под подушкой, издавал громкие, потрескивающие звуки. Пытался поднять своего хозяина с кровати, вырвать его из сна. Прогнать в универ, пощелкивая отходящей крышкой, словно строгий надсмотрщик хлыстом.
Прогнать - или хотя бы разбудить.
Джеймс потянулся, напряг шею, вырывая голову из мокрого плена подушки. Тело ломило. Холодило руки, неприятно потрескивало в ногах - так, словно к ним поднесли источник напряжения. Уставшие мышцы ныли, пожеванное одеяло мерзко холодило грудь, а смотреть в зеркало отчаянно не хотелось. Вместо этого он посмотрел в окно.
Мир всегда другой, когда просыпаешься после химии. Он тусклый, как выгоревший кинескоп. Толстый стеклопакет со снятой ручкой обещает стерильность, безопасность и пастораль. Нагло зеленые, несмотря на начавшуюся месяц назад осень, кусты сверкали радующими взгляд пятнами в море облетевшей листвы. Рыжая, красная, багровая и едва-едва желтая - все цвета, которые только можно собрать в одной палитре. Хорошие цвета. Даже красный. Хороший, не кислотный. Не похожий на раствор в пакете, привязанном к капельнице.
Наверное, на это должно быть приятно смотреть. По крайней мере, так говорил терапевт. Джеймс не чувствовал разницы, но старался смотреть в окно хотя бы по часу в день. По крайней мере, так не уставали глаза.
Да и не требовало от него это жертв - делать в палате все равно больше нечего.
Вздохнув, парень наконец выключил нагревшийся будильник. Маленькая металлическая коробочка издала последний возмущенный писк, обдав его облаком пыли, и заткнулась. Не то, чтобы это играло роль - в последнее время он почти перестал различать звуки. На их место пришел треск - сухой, тихий, бессмысленной шум.
И, разумеется, тихий гул крови.
Ему говорили, что во всем есть свои плюсы. Наверное, какие-то есть и у этого. Просто он их еще не нашел.
Джеймс облизал пересохшие губы, и привстал на кровати. Бережно смотанная трубка капельницы свисала с железной стойки, а значит его не обманули - сегодня все закончилось за четыре часа. Если, конечно, будильник сработал в первый раз. Судя по тому, как он нагрелся - скорее всего это не так.
Впрочем, какая разница?
Выходить из палаты не хотелось. Потому что больно - раскаленными иглами в суставах, стальным порошком в угрожающих сломаться костях, жидким металлом в венах больно. Потому что противно, чисто по человечески противно выходить потным и залитым собственной слюной. И потому что связки знакомо ломит.
Он снова визжал, как побитая сука.
Скорее всего - выл, даже не жевал, а забивал себе глотку одеялом. Вбивал руки в прикроватные поручни, дергал ногами и иногда сбивался на мат. Возможно - умолял прекратить. И даже гребаная гордость внезапно куда-то исчезла.
Когда по венам льется химия - она всегда исчезает. Сразу куда-то пропадают все мысли, проблемы, желания и принципы, оставляя за собой только обнаженное стремление - бежать. Спрыгнуть, слезть, вырваться. Оборвать трубки, вырвать с мясом - своим мясом - катетеры. Сжаться в комок, скатиться с кровати или хотя бы просто встать...
Убежать. Прекратить боль. Убрать кислоту, по капле льющуюся в вены.
Сделать что-то. Хоть что-то. Хоть что-нибудь.
Бессилие и правда лучшая пытка.
Джеймс встал - осторожно, повернув корпус, дернувшись, будто получил под дых от здоровяка Томми. Подождал немного, опустил ноги на пол. Проглотил вопль, вытерпел ледяные иголки, вскрывшие ступни. Нашел больничные тапочки. Оттолкнулся от поручня - уверенно, резко, не давая себе передумать.
Ноги подогнулись, но выдержали. Кажется, сегодня он еще походит. Может быть даже в сад.
Джеймс сделал пару осторожных шагов. Задумчиво посмотрел на капельницу - точнее, на держащий ее стальной костыль - и покачал головой. Подошел к двери - матовой, белой, почти картонной. Хрупкой, на скорую руку сбитую из опилок. Блеснула алым глазом искусителя кнопка вызова медсестры.
Он покачал головой и привалился плечом, изо всех сил напрягаясь, чтобы ее открыть. Она поддалась с тихим скрипом, неуверенно, почти издевательски поблескивая лакированной ручкой.
С каждым днем дверь становилась все тяжелее.
Джеймс вышел в коридор - зажмурившись, привалившись к стене. Восстанавливая дыхание, заново привыкая к яркому освещению белых ламп, не оставлявших теней. Глаза слезились, веки опухли от влаги, а зрачки не могли понять - расширяться им или сжиматься. Зрение болезненно обострилось, и он мог различить каждую трещину в штукатурке стены напротив.
Ему объясняли, что так организм пытается компенсировать ухудшение слуха, но он не вдавался. Только в очередной раз пообещал себе не загадывать желаний - полгода назад ему впервые пришлось купить контактные линзы. Кажется, тогда он укорял мир за несправедливость.
В книгах с золотым переплетом, которые он начал от скуки читать, что-то про это было. Кажется, это называется "ирония". Возможно.
Сам Джеймс всю жизнь считал, что ирония - это когда избитых лох, который только что лишился телефона и кошелька, которые через пять минут отправятся в мусорку, долго обещает тебя найти, а потом узнает твой адрес. Кажется, там уже пару лет не появлялась полиция - просто за ненадобностью. Частное охранное агентство справлялось с поддержанием порядка гораздо лучше.
Задумавшись, он скатился по стене.
В противоположном конце коридора заполняет бумаги дежурная медсестра. Дородная женщина средних лет, с залысиной в светлых волосах - здоровой, а не как у него. Во взгляде жалость. Она встала со скрипнувшего стула, сделала пару шагов - и замерла, отшатнувшись. Должно быть взгляд у него остался прежним.
Джеймс схватился за поручень. Пальцы напряглись и побелели, почти взорвавшись болью. Локоть, на который пришлась большая часть напряжения, разогнулся с резким толчком. Парень снова рухнул, врезавшись в стену спиной. Тяжело вдохнул, зажмурившись. Дал пылающей руке отдохнуть несколько секунд.