Представления на стерилизацию поступали в суды по делам о здоровой наследственности. Эти суды приравнивались к судам первой инстанции, в каждом заседании принимали участие двое медиков. «При подборе врачей, — говорилось в комментариях к закону, — особое внимание следует уделить тому, чтобы. они стояли на позициях национально-социалистического мировоззрения».
Суду не возбранялось выслушать больного или его законного представителя, но они не могли претендовать на участие в допросе свидетелей и экспертов. Адвокаты рассматривались как помеха. В этих судах формула «сомнение толкуется в пользу обвиняемого» заменялась другой — «сомнение толкуется в пользу родины». Один из немецких профессоров, читая лекцию на курсах по расовой гигиене, назвал зал суда по делам о здоровой наследственности полем боя:
— Битва, которая ведется в судах по делам о здоровой наследственности, начата ради всего народа и его детей.
Профессор Зигфрид Коллер, один из основателей Германского демографического общества, в декабре 1934 года выступал на «курсах повышения квалификации по чистоте расы». Профессор призвал ужесточить закон:
— Надо дополнить стерилизацию больных наследственными заболеваниями мерами против скрытых носителей болезни. Здоровые носители наследственных заболеваний могут быть выявлены после проявления болезни у близких родственников.
Это был призыв искалечить совершенно здоровых людей.
Вместе с коллегой, Генрихом Вильгельмом Кранцем, тот же профессор Коллер в 1941 году опубликовал доклад под названием «Неспособные к общественной жизни».
Два автора совершили открытие. Они обнаружили, что нежелание активно участвовать в общественной жизни национально-социалистической страны, неспособность стать частью коллектива — это тоже наследственная болезнь.
«Сейчас, — писали Коллер и Кранц, — мы располагаем научными сведениями о том, что неспособность к общественной жизни, неспособность соответствовать требованиям коллектива происходит от наследственной предрасположенности. Она передается потомству, рождая неполноценных людей. Необходимо противостоять этой опасности путем лишения этих неполноценных прав, которые предоставляются арийским гражданам рейха».
Одно из этих прав — право на жизнь. Это был смертный приговор для полутора с лишним миллионов немцев, потому что Коллер и Кранц высчитали, что число «неспособных к общественной жизни» составляет два процента населения страны.
Эта группа, по Коллеру и Кранцу, «занимает биологически особое место, в рамках мер по обеспечению чистоты расы правомерно требовать особого обращения с ними».
«Особое обращение» в 1941 году означало экзекуцию. Немецким католикам пришлось выбирать между посланием папы Пия XI, запретившего насильственную стерилизацию как вмешательство в Божьи дела, и новым законом: неизлечимо больные и инвалиды не имеют права иметь детей.
Пастыри предпочли слово фюрера слову папы римского. Некоторые даже сделали это открыто.
Один из таких теологов писал: «Любовь к ближнему требует проведения расовой гигиены, поскольку лишь через улучшение человеческой породы можно создать основу для распространения царства Господня на земле».
Иезуит и антрополог Герман Мукерман издал книгу «Основы учения о расе», где требовал избегать межнациональных браков: «Не следует ссылаться на крещение, которое из иудея делает христианина. Крещение обращает человека в дитя Божье, но не изменяет его наследственной структуры».
В 1937 году в католическом журнале «Теология и вера» появилась статья одного священника под названием «Лечение наследственных пороков в непорочном зачатии Марии и в крещении». Священник восхвалял «натуральную наследственную массу Богоматери» и доказывал ее арийское происхождение…
Некоторые католики все же не хотели участвовать в программе стерилизации. Легко находился компромисс: врач-католик не сам выдавал больному направление на стерилизацию, а «всего лишь» сообщал вышестоящим инстанциям, что такой-то является носителем дурной наследственности. Направление выписывали другие.
Цинизм отцов церкви не знал предела. Архиепископ Грёбер и епископ Бернинг обратились в имперское министерство внутренних дел с претензиями. Они «привлекли внимание чиновников к тому, что проведение закона в жизнь сопряжено с большой опасностью для морали. Стерилизованные мужчины и женщины могут безудержно предаваться половой жизни, так как из их контактов не возникает потомства. Со стороны правительства нужны меры защиты».