А некоторые с удовольствием снимали военную форму, чтобы не служить Гитлеру. Они не знали, что дома их ждет встреча с гестапо и дорога в концлагерь, как это происходило с их несчастными родителями.
Лейтенант Юрген Краков спас своего отца-полуеврея в последний момент. В своей черной форме танкиста он прибежал прямо на станцию, откуда отходил поезд с депортированными евреями. Старший гестаповец скептически посмотрел на лейтенанта:
— Если ваш отец — полуеврей, то вы?..
— Еврей на четверть, — прямо ответил лейтенант. — У меня есть личное разрешение фюрера продолжать службу в вермахте. Показать?
Его отца отпустили.
В 1943 году лейтенант Иоахим Коэн в мундире с наградами явился в концлагерь Заксенхаузен и потребовал свидания с отцом. Комендант лагеря не знал, как быть, у заключенных-евреев не могло быть сыновей-героев, фронтовиков. Он послал за заключенным. Глядя на награды лейтенанта, он предположил, что свое мужество молодой человек унаследовал от матери-арийки. На что лейтенант возразил, что его отец воевал в Первую мировую и был ранен. Им разрешили поговорить в течение пяти минут.
— Когда война закончится, папа, ты выйдешь отсюда, — со слезами на глазах сказал лейтенант Иоахим Коэн. — Гитлер сказал, что мы получим право считаться арийцами. Папа, на фронте я делаю все, что могу, чтобы заслужить это…
Еще одному солдату помог в 1940 году генерал пехоты Вальтер фон Брокдорф-Алефельд, командир 28-го армейского корпуса, расквартированного в Потсдаме. Солдат умолял спасти больного отца, которого отправляли в концлагерь. Генерал потребовал, чтобы местные власти позаботились об отце солдата. Генерал Брокдорф-Алефельд, как это стало известно после войны, был противником нацизма и Гитлера.
Обер-лейтенант Эрнст Прагер, который получил Железный крест и разрешение Гитлера считаться арийцем, был тяжело ранен на фронте. Вернувшись домой, он обнаружил, что отца-полуеврея, дядю и его жену отправили в концлагерь. Обер-лейтенант добрался до самого Адольфа Эйхмана, который занимался в госбезопасности уничтожением евреев.
Оберштурмбаннфюрер Эйхман не мог отказать в приеме герою войны. Встретившись с ним, горячо рассказывал, что концлагерь Терезиенштадт — замечательное место, новый дом для евреев, где они могут жить в мире и спокойствии.
Эрнст Прагер не выдержал:
— Вы мне еще скажите, что сожалеете, что вы сами не еврей и не можете провести отпуск в концлагере Терезиенштадт!
Адольф Эйхман сбавил тон и сказал, что он ничего не может сделать для родственников обер-лейтенанта. Они уже в концлагере и, следовательно, вне его компетенции. Он ведает исключительно отправкой евреев…
Капитан вермахта Эрих Розе тоже узнал, что его родных отправили в Терезиенштадт. Сослуживцы пытались ему помочь, сумели заинтересовать его делом адъютанта Гитлера полковника Шмундта. Но попытки спасти его родных не удались.
— Я свинья, — сказал Эрих Розе в отчаянии своему другу. — Нацисты убивают мою семью, а я им служу!
Он искал смерти в бою и нашел ее.
В 1943 году Дитер Бергман тайно навестил свою бабушку-еврейку, Элли Ландсберг. Он знал, что это опасно. Именно в этот день явились эсэсовцы, чтобы ее увести. Увидев унтер-офицера вермахта, они ретировались. Но он напрасно радовался. Когда он вернулся на фронт, эсэсовцы пришли вновь и забрали его бабушку. Ее отправили в Терезиенштадт, затем в Освенцим. Там ее убили.
Мать-еврейка солдата Германа Шухта 15 октября 1942 года покончила с собой. Луиза Шухт не питала никаких иллюзий относительно жизни при нацистах. Она не желала дать нацистам возможность убить ее и предпочла уйти из жизни сама. Она оставила сыну прощальное письмо:
«Мой дорогой сын!
Не обижайся на меня за то, что я ухожу из жизни, не попрощавшись с тобой. Я уверена, что это лучший выход для нас обоих. У тебя достаточно собственных проблем, и твоя дорогая жена будет рядом с тобой, она поддержит тебя, когда настанут трудные времена. А у меня не осталось иного выхода.
Я нежно целую и люблю тебя.
Твоя мама».
Еврейский дедушка Роберта Чемпина, унтер-офицера вермахта, потерявшего ногу на фронте и награжденного Железным крестом, не захотел, чтобы его отправили в концлагерь, и принял яд. Он оставил внуку прощальную записку: