Чтобы оценить валидность теоретических представлений о некрофилии, мы с Майклом Маккоби позднее разработали специальный опросник, воспроизводивший некоторые формулировки, использованные еще во франкфуртском исследовании, только вместо открытых вопросов здесь были вопросы закрытые. Всего вопросов было двенадцать. Некоторые из них были нацелены на выявление черт, свойственных анальному характеру, другие — предположительных черт характера некрофила. Затем Маккоби провел опрос на шести выборках, различавшихся по классовой и национальной принадлежности и уровню образования. Не имея возможности подробно излагать здесь ни методологию, ни результаты этого исследования, скажу лишь, что оно позволило установить: 1) наличие некрофильского синдрома» подтверждающее теоретические выкладки; 2) принципиальную измеримость некрофильских и биофильских тенденций; 3) корреляцию этих тенденций с социально-политическими взглядами индивидов. Как показала интерпретация данных, от 10 до 15 % опрошенных демонстрируют в характере ярко выраженную некрофильскую доминанту. В домах этих людей интервьюеры отмечали чистоту, граничащую со стерильностью. Их жизнь протекает в мертвящей, безрадостной атмосфере[21].
Некоторые вопросы, заданные в ходе исследования, позволили выявить корреляцию черт характера и политических взглядов опрошенных. Отсылая читателя к подробному отчету Маккоби, отмечу здесь только следующее: «Во всех шести группах была установлена значимая корреляция некрофильских тенденций с политическими взглядами, заставляющими этих людей отстаивать необходимость наращивания военной мощи и поддерживать репрессии против инакомыслящих. Индивиды, у которых доминирует некрофильская ориентация, считают первоочередными следующие задачи: усиление контроля над смутьянами и мятежниками; более жесткое проведение в жизнь законов по борьбе с наркотиками; победа во Вьетнаме; пресечение деятельности подрывных групп; укрепление полиции и борьба с коммунистической угрозой во всем мире» (М. Маккоби, 1972).
Некрофилия и преклонение перед техникой
Льюис Мамфорд убедительно продемонстрировал разрушительные аспекты деятельности государственных «мега-машин», существовавших в Месопотамии и Египте около пяти тысяч лет тому назад. Впрочем, по его мысли, современные мега-машины Европы и Северной Америки имеют с ними немало общего. Вот что он пишет.
«Эти инструменты механизации, изобретенные пять тысяч лет тому назад, были по своему замыслу уже обособлены от других человеческих функций. Они обеспечивали неуклонное наращивание порядка, мощи, предсказуемости, но прежде всего — контроля. Наступление этой протонаучной идеологии сопровождалось регламентацией и подавлением человеческой деятельности, которая до этого была автономной. Так впервые в истории появились феномены «массовой культуры» и «массового контроля». Характерно, что конечным продуктом деятельности мега-машин в Египте стали колоссальные могильники, населенные мумифицированными мертвецами. Позднее, в Ассирии, а затем и в других раздвигавших свои границы империях техническое развитие измерялось числом погубленных городов и деревень и площадью испорченной почвы. Все это было лишь преддверием разрушений, которые принесла современная цивилизация»[22].
Возьмем для начала простейшее, лежащее на поверхности качество человека современной индустриальной эпохи: его слабеющий интерес к людям, к природе, к живым структурам и одновременно растущее внимание к механическим, неживым объектам. Примеров более чем достаточно. Повсюду в промышленно развитых странах мы встречаем мужчин, которые испытывают большую нежность к своему автомобилю, чем к своей жене. Они гордятся своей машиной, ухаживают за ней, моют ее (порой несмотря на то, что имеют возможность поручить это за плату кому-то другому), а в некоторых странах еще и дают ей ласковое имя. Они внимательно следят за ее состоянием и тревожатся при малейших признаках каких-либо нарушений. Конечно, машина — не сексуальный объект, но это несомненно объект любви. Жизнь без автомобиля представляется многим более невыносимой, чем жизнь без женщины. Разве нет в этой привязанности чего-то странного, даже извращенного?
21
Maccoby М. (1972). Emotional attitudes, and political choices. Politics and society (Winter): 209–239.
22
Mumford L. (1967). The Myth of the Machine: Techniques in Human Development. New York: Harcout Brace Jovanovich. London.