8. Мы стоим на обрыве столетий!.. Так чего же ради оглядываться назад? Ведь мы вот-вот прорубим окно прямо в таинственный мир невозможного! Нет теперь ни Времени, ни Пространства. Мы живем уже в вечности, ведь в нашем мире царит одна только скорость.
9. Да здравствует война — только она может очистить мир. Да здравствует вооружение, любовь к Родине, разрушительная сила анархизма, высокие Идеалы уничтожения всего и вся! Долой женщин!
10. Мы вдребезги разнесем все музеи, библиотеки. Долой мораль, трусливых соглашателей и подлых обывателей!
11. Мы будем воспевать рабочий шум, радостный гул и бунтарский рев толпы; пеструю разноголосицу революционного вихря в наших столицах; ночное гудение в портах и на верфях под слепящим светом электрических лун. Пусть прожорливые пасти вокзалов заглатывают чадящих змей. Пусть заводы привязаны к облакам за ниточки вырывающегося из их труб дыма. Пусть мосты гимнастических бросков перекинутся через ослепительно сверкающую под солнцем гладь рек. Пусть пройдохи-пароходы обнюхивают горизонт. Пусть широкогрудые паровозы, эти стальные кони в сбруе из труб, пляшут и пыхтят от нетерпения на рельсах. Пусть аэропланы скользят по небу, а рев винтов сливается с плеском знамен и рукоплесканиями восторженной толпы»[25].
Совершенно недвусмысленно здесь выражены характерные элементы некрофилии: преклонение перед скоростью и машинами; поэзия как орудие агрессии; прославление войны; разрушение культуры; ненависть к женщинам; паровозы и аэропланы как живые существа[26].
В Манифесте 1916 г. Маринетти развивает идею новой религии скорости:
«Скорость, в основе которой — интуитивный синтез всех движущих сил, по природе своей чиста. Промедление, в основе которого — изнуряющий рациональный анализ, по природе своей порочно. Разрушив старое добро и старое зло, мы создадим новое добро — скорость, и новое зло — промедление.
Скорость = синтез дерзновенных действий, наступательных и воинственных.
Промедление = косный и робкий анализ, умиротворяющий и пассивный…
Если молитва — это общение с божеством, мчаться на бешеной скорости означает молиться. Колеса и рельсы — наши святыни. Мы станем преклонять колени на железнодорожных путях, вознося молитву божественной скорости. Мы будем молиться на гироскоп: 20 000 оборотов в минуту — высшая скорость, которой удалось достичь человеку.
Упоение скоростью мчащегося автомобиля — это радость от слияния с единственным божеством. Гонщики стали первыми адептами этой религии. Да будут разрушены дома и города, чтобы дать простор аэродромам и автострадам»[27].
Про Маринетти говорят, что он был революционером, что он порвал с прошлым и открыл дорогу образам нового мира, — мира ницшеанского сверхчеловека, что наряду с Пикассо и Аполлинером он принадлежит к самым влиятельным фигурам в современном искусстве. На это я отвечу, что его революционные идеи ставят его в один ряд скорее с Муссолини и Гитлером. Эта смесь революционной риторики, преклонения перед техникой и призывов к разрушению чрезвычайно характерна для нацизма. Быть может, Муссолини и Гитлер и были бунтарями (Гитлер в большей степени, чем Муссолини), но революционерами они не были. У них не было по-настоящему созидательных идей, и они в конечном счете не сделали ничего для блага человека. Им не хватало главных качеств, отличающих дух революционера: любви к жизни, желания способствовать ее росту и развитию, и стремления к свободе.
Во время первой мировой войны разрушительная природа техники не проявилась еще в полной мере. Самолеты еще не могли нанести большого ущерба, а танки недалеко ушли от традиционных видов оружия. Вторая мировая война была ознаменована решительной переменой: для массовых убийств стали использовать самолеты[28]. Те, кто сбрасывал бомбы, даже не сознавали как следует, что в считанные минуты они убивают или сжигают заживо тысячи человеческих существ. Каждый член экипажа выполнял в полете свою задачу: один управлял самолетом, другой прокладывал курс, третий сбрасывал бомбы. Ни один из них не совершал прямого убийства и даже не видел врага. Их общей задачей было управление сложной машиной в соответствии с детально разработанными инструкциями. А то, что в результате их действий многие тысячи (иногда сотни тысяч) людей оказывались убиты и изувечены, — конечно, они знали об этом, но на рациональном, а не на эмоциональном уровне. Как это ни звучит парадоксально, это их не касалось. Вероятно, поэтому они — по крайней мере, большинство из них — не чувствовали своей вины за действия, ужаснее которых, по человеческим меркам, вряд ли можно что-то себе представить.
25
Маринетти Ф.Т. Первый манифест футуризма//Называть вещи своими именами. М., 1986. С. 160–161 (курсив Э. Фромма).
26
Трудно удержаться, чтобы не привести здесь выдержку из «Технического манифеста футуристической литературы», написанного Маринетти в 1912 г.: «Кончилось господство человека. Наступает век техники! Но что могут ученые, кроме физических формул и химических реакций? А мы сначала познакомимся с техникой, потом подружимся с ней и подготовим появление
27
Flint R.W., ed (1971). Selected writings of F.T. Marinetti. New York: Farrar, Strauss and Giroux.
28
В начале Второй Мировой войны британские военные летчики все еще воевали по старинке. Они управляли самолетом в одиночку и вызывали противника на бой один на один. Ими руководило страстное желание спасти свою страну от вторжения немцев. Исход каждой схватки зависел от их личного мастерства, решительности и мужества. В принципе, по манере ведения боя, они ничем не отличались от героев Троянской войны.