Интерес к процессу разложения часто выражается в желании вдыхать гнилостный запах. Ярким примером может служить случай тридцатидвухлетнего, получившего хорошее образование и почти совсем слепого мужчины, который боялся шума, «но любил слушать, как женщины кричат от боли и вдыхать запах разлагающейся плоти. Он с вожделением думал о мертвых телах крупных женщин и о том, как он в них погружается». Однажды он спросил свою бабушку, сможет ли он располагать ее трупом, когда та умрет. «Он хотел раствориться в ее разлагающихся останках» (Т. Спэрри, 1959). Фон Гентиг говорит о «нюхателях» (Schnuffler), которые приходят в возбуждение от запаха человеческих экскрементов или вообще всякой гнили. Эту черту он считает прямым проявлением некрофилии. К этому остается только добавить случаи некрофильского фетишизма, объектами которого становятся различные вещи, связанные с погребениями, — трава, цветы, фотографии с могил и т. д., — и обзор литературы, посвященной описанию поведения некрофилов, можно будет считать законченным.
Некрофильский характер[7]
Обозначая термином «некрофилия» не столько извращенное поведение, сколько черту характера, я следую смыслу, который вложил в это слово испанский философ Мигель де Унамуно в 1936 г.[8] в речи, произнесенной в связи с выступлением генерала-националиста Милана Астрая в Университете Саламанки, ректором которого Унамуно был в начале Гражданской войны. Любимой присказкой генерала был лозунг «Viva la Muerte!» («Да здравствует смерть!»), и кто-то из его приверженцев выкрикнул это из зала. Когда генерал закончил свое выступление, поднялся Унамуно и сказал:
«Только что я слышал некрофильский и в высшей степени бессмысленный выкрик: «Да здравствует смерть!» И я, который провел жизнь, формулируя парадоксы, вызывавшие порой у людей неописуемый гнев, я должен сказать вам, сказать как эксперт, что этот диковинный парадокс мне отвратителен. Генерал Милан Астрай — калека. Пусть это прозвучит здесь без всяких экивоков. Он инвалид войны. Как Сервантес. К сожалению, теперь слишком много инвалидов в Испании. И скоро их станет еще больше, если только Господь не придет к нам на помощь. Мне больно думать, что генерал Милан Астрай будет камертоном массового сознания. Калека, лишенный духовного величия Сервантеса, находит обычно зловещее утешение в том, чтобы насаждать вокруг себя уродство».
Тут Милан Астрай не выдержал и закричал: «Abajo la inteligencia!» («Долой интеллигенцию!»), и сидевшие в зале фалангисты подхватили его крик.
Но Унамуно продолжил:
«Это храм интеллекта. И я его верховный жрец. А вы оскверняете эти священные стены. Вы победите, ибо на вашей стороне грубая сила. Но вы не сможете никого убедить. Чтобы кого-то убедить, надо обладать качествами, которые у вас отсутствуют: Разумом и Правотой. Я считаю бесполезным призывать вас подумать об Испании. Я закончил»[9].
Я взял на вооружение этот термин в том значении, в каком его использовал Унамуно, и, начиная где-то с 1961 г., изучал феномен укорененной в характере некрофилии[10], Разрабатывая теоретические вопросы, я опирался при этом главным образом на результаты наблюдений над пациентами, проходившими психоанализ[11]. Кроме того, источником представлений о характере некрофила стало изучение исторических личностей (например, Гитлера) и наблюдение поведения отдельных индивидов и социальных классов. Впрочем, при всей важности клинических наблюдений, решающим фактором, подтолкнувшим меня к этой работе, стало все же теоретическое положение Фрейда об инстинктах жизни и смерти. Его рассуждение о том, что стремление к жизни и стремление к смерти суть две наиболее фундаментальные силы, борющиеся в человеке, произвело на меня огромное впечатление. Вместе с тем я не смог согласиться с предложенным в его работах теоретическим обоснованием этого тезиса. Тем не менее идея Фрейда направляла мой поиск, проливая совершенно новый свет на клинические данные, и это позволило в конце концов переформулировать (и тем самым сохранить) введенные им понятия, — на иной теоретической основе и на базе клинического материала, связанного, как я попробую показать, с более ранними разысканиями самого Фрейда об анальном характере.
Некрофилия в характерологическом смысле может быть описана как страстное влечение ко всему мертвому, разлагающемуся, гниющему, нездоровому. Это страсть делать живое неживым, разрушать во имя одного лишь разрушения. Это повышенный интерес ко всему чисто механическому. Это стремление расчленять живые структуры.
7
Чтобы избежать недоразумений, хочу сразу подчеркнуть, что приводимое ниже описание развитого «некрофильского характера» вовсе не предполагает деления всех людей на две категории: тех, кто является некрофилом, и тех, кто им не является. Некрофильский характер — это некий предельный случай доминирования в структуре личности некрофильских тенденций. В реальности большинство людей сочетают в себе устремления некрофилов и биофилов, причем конфликт между ними зачастую является источником продуктивного развития.
8
По замечанию Р.А. Медведева (Let history judge, New York: Knopf, 1971), первым, кто употребил термин «некрофилия» (в версии «труположество») как раз в таком психологическом смысле, был Ленин.
9
Цит. по:
10
Предварительный отчет о полученных мною результатах см. в:
11
Я еще раз пересмотрел с этой точки зрения некоторые случаи из моей собственной психоаналитической практики разных лет, а также случаи, о которых докладывали на семинарах молодые психоаналитики, и материалы, полученные моими сотрудниками.