Животное обладает своей экологической нишей, оно адаптируется к среде и живет в гармонии с ней либо погибает. В отличие от всех организмов, человек находится в состоянии неравновесия, неустойчивости. Следствием этого являются экзистенциальные дихотомии. Человек является частью природы, подчинен ее законам и не может их изменить, но он же все время выходит за пределы природного мира; он является частью, но отделен от целого; он бездомен, но стремится к гармонии с миром; он конечен и смертен, знает об этом и пытается максимально реализовать себя в отпущенный ему недолгий век. Человек одинок, сознает себя обособленным существом, но и не выносит одиночества, его счастье зависит от солидарности с другими, от чувства сопричастности с прошлыми и будущими поколениями. Человеку не дано всезнание, но ему необходимо осмысленное существование, он является проблемой для себя, ищет решения, создавая различные религиозные и философские системы. Он по природе является «идеалистом» и «религиозным существом», так как не может жить без идеалов и без надежды и веры[89]. В процессе творения человеком самого себя достигнутая относительная гармония с внешним миром вновь и вновь нарушается — и он снова ищет равновесия.
Экзистенциальная противоречивость — это источник специфических для человека нужд: ему требуются все новые формы соотнесенности с миром, он принужден преодолевать бессилие, обособленность, потерянность. Разрешимы исторические дихотомии. Например, современное противоречие между громадой имеющихся технических средств и неспособностью должным образом их использовать, национальные и классовые конфликты и т. д. Экзистенциальные дихотомии неустранимы. На них каждый должен давать свой индивидуальный ответ, причем не только умом, а всем своим существом. Природой человека («второй природой») являются прежде всего те страсти, в которых находит выражение отношение к миру, целостный ответ на экзистенциальную противоречивость. Таким ответом могут быть стремления к справедливости, свободе, истине, любви к ближнему; но в равной мере ими могут стать ненависть, садизм, нарциссизм, деструктивность. В отличие от «органических влечений», такие специфические для человека черты Фромм называет «укорененными в характере страстями». Социально-исторические обстоятельства способствуют или препятствуют тем или иным проявлениям человеческой природы, но эти страсти не являются преходящими, это вечные спутники человечества.
Характер определяется Фроммом как «относительно стабильная система всех неинстинктивных стремлений, через которые человек соотносится с природным и человеческим миром»[90]. Наследуемые психофизиологические свойства и темперамент лишь в незначительной мере определяют взаимоотношения человека с миром. Характер — это заместитель отсутствующих у человека инстинктов. Органические влечения у людей примерно одинаковы, индивиды отличаются друг от друга теми страстями, которые занимают господствующее положение в их характере. Наследственная конституция, воспитание в детском возрасте, социальные воздействия способствуют формированию характера, но со временем он делается относительно независимой и стабильной системой, опосредующей реакции на стимулы внешней среды и на органические влечения. Характер снимает с индивида бремя решения всякий раз, когда требуется действие, — он задает типичный для данного индивида способ восприятия идей и ценностей, отношения к миру, к другим людям. Личность как бы «инстинктивно» ведет себя в соответствии со своим характером (который, по словам Гераклита, является «роком человека»). Скупец не задумывается, копить ему или тратить, — его влечет сбережение. Обусловленные характером стремления бессознательны и настолько сильны, несомненны для личности, что она воспринимает свои реакции как «естественные», само собой разумеющиеся. Страсти в концепции Фромма заменили инстинктивные влечения ортодоксального психоанализа, но существо подхода осталось прежним: поведение и мышление детерминированы главным образом бессознательными стремлениями, которые часто вытесняются из сознания, незаметны не только для внешнего наблюдателя, но и для самого носителя страстей.
89
Эти размышления Фромма подробно и с небольшими вариациями воспроизводятся во многих его работах «Man for himself» (1947), «The sane society» (1955), «The revolution of hope» (1968) и др. О «гуманистической религии» см.: Психоанализ и религия// Сумерки богов. М., 1989; Иметь или быть? М., 1986.