Изложение А. Тьером последних лет Республики имело ясный политический контекст: в конечном счете Революция подняла Францию к вершинам, которым режим Реставрации не соответствовал. «Когда наша страна была лучше и величественнее? <…> Мы, французы, наблюдающие, как душится наша свобода, как иноземцы вторгаются в нашу страну, а наши герои убиты или преданы забвению, давайте же никогда не забудем этих бессмертных дней свободы, величия и надежд!» — с такими словами Тьер обращался к своему читателю[171].
Однако целью Тьера была не только полемика с ультрароялистами, желавшими возвращения к дореволюционным порядкам. Полагая, что с революцией началось рождение современной французской государственности, Тьер хотел изучить функционирование новой политической системы. Он задумывал свою «Историю Французской революции» как попытку самому постичь политику государственного строительства. Тьер стремился понять и объяснить своим читателям, почему политики принимали те или иные трудные решения, чем они при этом руководствовались. Большое внимание он уделял военной истории Революции, считая, что армия и финансы создают опору власти[172].
«История Французской революции» интересна в нашем случае как источник для понимания становления Тьера как либерала и политического деятеля в будущем, а не как историческое исследование революции конца XVIII века во Франции, тем более что она и не задумывалась ее автором как таковое и была предназначена для широкой публики, для массового читателя.
Консервативные и некоторые либеральные критики незамедлительно отреагировали на произведение Тьера. Газета «Журналь де Деба» выразила точку зрения многих, раскритиковав Тьера за то, что он «поставил политику на место сострадания, а необходимость на место морали»[173]. Тьеру вменяли в вину то, что он не осуждал казни, но объяснял их политическими соображениями, что он отстранился от дачи моральных оценок тем или иным действиям (например, казни Марии-Антуанетты и Людовика XVI). В самом деле, А. Тьер и Ф. Минье (опубликовавший свою двухтомную «Историю Французской революции» в 1824 году) уклонились от того, чтобы дать моральную оценку Революции и Террору. Многие либералы предпочли апплодировать «великим завоеваниям 1789 года», но осудили якобинскую диктатуру. Франсуа Гизо, например, ранее утверждал, что неправильно «брать прошлое в целом (en bloc)»[174]. Напротив, Тьер и Минье как раз это и сделали: Революция оказалась «возвышенной и отвратительной одновременно». Либерал Бенжамен Констан неистово раскритиковал позицию Тьера и Минье: «Оправдывать правление 1793 года, описывать его преступления и безумия как необходимость, которая давит тяжким грузом на народы, когда они ищут свободы, равносильно причинению вреда священному делу; ущерб от этого еще более велик, чем от признанных врагов»[175].
Французская публика не сразу отреагировала на работу Тьера. Но начиная с третьего тома (изданного в 1824 году), касающегося эпохи Конвента, интерес к ней в обществе резко возрос. Роялисты критиковали эту книгу, тогда как либералы в большинстве своем, напротив, хвалили. Произведение Тьера расценили как протест против реакции и смелое выступление в защиту Революции. «История Французской революции» была направлена против абсолютной монархии, аристократии, духовенства, Тьер защитил принципы и деятелей Французской революции 1789 года.
Тираж был быстро раскуплен. Последний том появился в 1827 году. К 1833 году было распродано 150 000 томов, а к 1845 году было продано 80 000 комплектов книги (по 10 томов в каждом) — что эквивалентно одной трети электората во Франции того времени (к 1848 году уже насчитывалось 20 переизданий!).
Одним из центральных событий в политической жизни Франции начала 20-х годов XIX века было обсуждение возможной интервенции Франции в Испанию. В 1820 году произошли восстания в Испании, Португалии и Неаполитанском королевстве. В Испании в ходе либеральной революции с трона был сброшен абсолютистский монарх Фердинанд VII. По просьбе свергнутого испанского короля австрийский канцлер К. Меттерних созвал конгресс в Вероне в 1822 году, на котором, несмотря на бурные протесты Великобритании, страны Священного союза поручили Франции вернуть испанскую корону Фердинанду VII. Французский король Людовик XVIII согласился, потому что Франции как государству такая интервенция была выгодна — она подчеркивала внешнеполитическую самостоятельность режима Реставрации и позволяла Франции интегрироваться в Священный союз в качестве равноправной державы.