– Общая проверка документов! Досмотр багажа!
Не обернулся, не посмотрел на них. Ждал своей очереди, притулившись в конце вагона. Мне казалось, я давно привык к всевозможным обыскам и проверкам. Напрасно. Теперь мне страшно по-настоящему.
Главное, сохраняй спокойствие, не показывай им, что напуган. Ты не выдашь себя, не погубишь, не поддашься панике, не сегодня, не сейчас. Не смей отбивать ногой безумный ритм беззвучного марша! Никаких капель пота на лбу! Кровь, не стучи в висках. Сердце, перестань бешено колотиться. Дышим глубоко. Загоним страх внутрь. Изобразим безмятежность. Мужайся! Все хорошо. У тебя важное задание, и ты с ним справишься. Нет ничего невозможного.
Там, за спиной, проверяли бумаги, рылись в вещах. Следующая станция моя. У каждой двери патрульный. Совершенно очевидно, что от досмотра ну никак не уйти. Тогда я встал и сам, по доброй воле, уверенным шагом двинулся с документами в руках навстречу милиции, что направлялась ко мне. Указал на двери – мол, мне выходить. Один из них громко вслух прочел: «Жюльен Адольф Келлер, семнадцати лет, красильщик, работает в химчистке, родился в городе Аэне департамента Крёз…» Осмотрел бумагу со всех сторон, повертел в руках так и этак. Глазки-щелочки с подозрением следили за мной исподтишка. Он надеялся подловить меня, разоблачить. Но я знал, что выгляжу абсолютно невозмутимым, страха никто не учуял. Знал, что документы у меня в полном порядке. Еще бы! Моя работа!
– Так. Постойте. Келлер… Вы эльзасец?
– Ну да.
– А там у вас что? Покажите!
Именно обыска я хотел избежать во что бы то ни стало. Патрульный потянулся к чемоданчику, я судорожно вцепился в ручку. На мгновение мне почудилось: все пропало! Взять бы ноги в руки да бежать. Нельзя, некуда, все равно поймают. От ужаса кровь застыла в жилах. Скорей! Придумай что-нибудь! Импровизируй. Притворись дурачком. Будто удивлен и ничего не понимаешь.
– Оглох? Что внутри? Показывай, живо! – рявкнул тот с раздражением.
– Взял с собой кое-что перекусить. Хотите узнать, что я ем?
С этими словами я распахнул чемоданчик, где в самом деле лежал промасленный сверток. Довольно внушительный, надежно заслонивший все то, что следовало скрыть любой ценой. Патрульный помедлил в нерешительности, затем так и впился мне в глаза, гадая, в чем подвох. И встретил наивную улыбку до ушей. Уж что-что, а прикидываться идиотом в трудную минуту я всегда умел. Время шло, секунды казались мне часами. Станция «Пер-Лашез». Сигнал. Двери вот-вот закроются.
– Ладно, так и быть. Можете идти.
До сих пор помню резкий пронизывающий ветер над могилами. Я пришел на кладбище Пер-Лашез вовсе не для того, чтобы почтить умерших. Зуб на зуб не попадал. Била дрожь. Выйдя из метро, я с трудом дотащился сюда и присел на скамейку, чтобы в одиночестве дать волю панике, скрытой прежде под маской спокойствия, и понемногу прийти в себя. Я это называл запоздалым шоком. Так тело освобождалось от подавленного пережитого ужаса. Приходилось терпеливо ждать, пока пульс замедлится и станет ровным, сердце уймется, руки перестанут ходить ходуном. Долго ли это продолжалось? Не знаю. Минут пять или десять. Я как раз успевал продрогнуть и овладеть собой. Вспоминал, для чего и ради кого рисковал жизнью. Что должен действовать как можно быстрее. Что нельзя терять ни минуты. Спешка помогала вынырнуть из тяжкой одури глухой кладбищенской тишины. Направляла, подстегивала. Некогда сокрушаться, жалеть себя, бояться и отчаиваться.
Все, я готов продолжить путь. Но, прежде чем подняться со скамьи, огляделся по сторонам и бережно открыл чемоданчик. Тщательно в последний раз проверил, все ли на месте. Вынул бутерброды, завернутые в бумагу. Все цело и невредимо. Мое сокровище. Пятьдесят чистых удостоверений личности, особые чернила, надежная перьевая ручка, скоросшиватель и вырезанные собственноручно печати.
В тот день, как и много раз прежде, я стучался к незнакомым людям, чьи адреса мне сообщили накануне, – за ночь заучивал длинный список наизусть. Внедренные в полицию агенты Сопротивления сообщали десятки фамилий евреев, которых назавтра вместе с семьями должны были затемно схватить и отправить в лагеря.
Вернулся на бульвар Менильмонтан, поднялся к улице Курон, свернул в переулок и оказался на бульваре Бельвиль. Я впервые видел тех, кого знал только по именам и фамилиям. К счастью, живущая на улице дю Мулен Жоли семья Блюменталь – Морис, Люси и трое детей: Жан, Элиана и Вера – без возражений согласилась получить поддельные документы и перейти на нелегальное положение.