Он вышел. Мухуши тотчас бросил монету, наклонился к мешку и достал тяжёлую маленькую баллисту. Подошёл торопливо к окну, выдернул из гнезда стопор, толкнув, раскрыл створки. (Стоящий внизу, под окном радж улыбнулся и поддел носком ноги верёвку с «кошкой».) Мухуши водрузил баллисту на подоконник, быстро закрепил её винтами и, клацая рычагом, взвёл пружину. Потом вернулся к столу, сбросал монеты назад в портфунт, затянул кожаный ремешок, — и в этот миг вошёл улыбающийся монах.
— Ну, проверил? — спросил он нарочито дружелюбным тоном.
— Да, — также улыбнувшись, ответил гость.
Он взял портфунт, сделал два шага к окну (монах только тут увидел и распахнутые створки, и незнакомый, вдруг испугавший его прибор на подоконнике; увидел, раскрыл рот, но произнести ничего не успел). Мухуши, положив портфунт в слегка вогнутую чашу, на что-то нажал — и пружины баллисты, неуловимо мелькнув, метнули свой привычный груз во мрак ночи.
Монах оцепенел. С лица его медленно сползала улыбка.
Вдруг за окном раздался короткий свист, и тотчас послышался стук копыт быстро удаляющейся лошади.
— Ну что же, — сказал, сделав голос строгим, индус. — Деньги получены. Теперь — то, за что они плачены…
В эту минуту из невидимых в темноте дверей доходного дома вышли двое случайных людей. Стараясь держаться и в свете окон, и в то же время не наступить в сточную яму, они, негромко переговариваясь, двинулись вдоль стены. Вдруг шедший впереди замолк и остановился.
— Какой-то мешок, что ли? — шепнул он спутнику.
— Большой? — взволновано спросил его тот. — Что в нём?
— Не знаю. Тяжёлый. Выруби огня!
Послышались удары кресала в кремень, брызнули искры, вспыхнул трут. Слабый огонь осветил — нет, не мешок, а что-то прикрытое старой циновкой. Её нетерпеливо сдёрнули. Под ней оказался привалившийся к стене человек с совершенно чёрным лицом и белыми вытаращенными глазами. Голова его была склонена к плечу, из приоткрытого рта высовывался прикушенный язык.
— Удавили! — прохрипел первый.
Второй торопливо задул трут, и оба пустились бежать. Один из них упал, вскочил и побежал, громко хлюпая, по самой яме. Радж встал, вернул нож в рукав и замер, снова нащупав носком ноги «кошку».
По свисту, прилетевшему из темноты, он узнал, что порт- фунт попал точно в окно.
Всё шло хорошо. Голоса наверху были мирными. Оставалось дождаться, когда Бали покинет дом, и остановить пытающегося проследить за ним матроса. Если тот, конечно, осмелится выйти из логова.
Но останавливать никого не пришлось. Через несколько минут Бали выскользнул из дверей дома и, почти невидимый в темноте, побежал через пустырь.
— Ты умён, — мысленно обращаясь к оставшемуся наверху белоголовому монаху, прошептал радж.
Он закрепил в ножи в налокотных чехлах, поднял верёвку с «кошкой» и неслышно зашагал вслед за Бали, уже растворившемуся в ночной темноте.
* * *Когда-то ночью, в залитом кровью массарском подвале Иероним дал ангелу мрака клятвенное обещание. Затем это обещание старательно выполнил. Он исчез из города и, разумеется, из трибунала, и вместе с ним исчезло золото. Не только то золото, которое он отнял у состоятельных «еретиков», но и вся казна трибунала.
Никто не знал подробностей произошедшего. Никто не смог объяснить эту запутанную историю Сальвадоре Вадару, потому, что вместе с Иеронимом пропали и преданные Вадару помощники: Марцел и Гуфий.
Известно то, что спустя какое-то время на принадлежащих Британии землях Америки, в представительстве англиканской церкви объявились новые пастыри Божьи — трое, из которых один был на удивление юным. А через два года после исчезновения Люпуса из Массара он, с лицом, приобретшим ещё большую смуглость, оснащённый самыми надёжными клирикальными документами, в сопровождении небольшой свиты ступил на берег Англии.
Свиты с ним было четверо человек. Двое из них — очевидно, самые сильные, — вынесли с корабля и поставили на камни пристани бристольского порта высокий и длинный, окованный железными полосами с двумя массивными ручками-скобами ящик.
И тут появился шестой. Он торопливо приблизился, откинул с головы капюшон, явив небу коротко остриженные, совершенно белые волосы, и, поцеловав руку молодому предводителю немногословной команды загоревших под солнцем Новой Англии клириков, угодливым жестом пригласил всех в стоящую неподалёку большую карету.
— Какого чёрта! — весёлым голосом, широко улыбаясь, откликнулся на этот жест один из тех, кто принёс тяжёлый сундук. — Нас столько дней мучил проклятый океан! Дай хоть минутку постоять на твёрдой земле!