И Адорно постарался. Он довольно ловкими способами учел в своей статье все указания Берга относительно содержания. А что касается общедоступности, то это его пожелание явно не было у Адорно в числе приоритетов. Потому что в своей статье о «Воццеке» он преследовал особую цель: эта статья должна была стать прототипом нового вида прозы, после диссертации о Гуссерле (которую Адорно считал не более чем обязанностью) и многочисленных рецензий на музыкальные произведения и оперы она должна была стать новым началом, или просто началом в литературном творчестве Адорно.
Двадцать третьего ноября 1925 года, то есть примерно через два месяца после возвращения из Неаполя, он рапортует своему господину и мастеру о выполнении задачи: «И пусть ей [статье] удастся доставить Вам хотя бы малую часть той радости, которую она доставила мне: это первая работа, которой я по-настоящему доволен, и, несомненно, первая, достаточно чисто воплощающая мой новый стилистический идеал»[164]. Адорно стремился написать статью о композиции Берга таким же способом, каким сам Берг сочиняет музыку: «Мое самое тайное намерение заключалось в том, чтобы выстроить статью в плане ее языка таким же образом, как Вы сочиняете музыку – например, квартет. В результате получилась комбинация Вашей манеры сочинения музыки и моего нынешнего подхода»[165].
Поистине странная комбинация. Даже жаль, что Адорно не стал ориентироваться на композицию «Воццека», тогда головокружительный эффект от полной мимикрии с объектом был бы полным. Статья об опере «Воццек», построенная так же, как сама опера: читаешь – и как будто слушаешь оперу?
Это то же самое соответствие объекта и анализа, введенное еще в эссе Лацис и Беньямина о Неаполе. Там была попытка выразить обнаруженную пористость в пористой же форме. Адорно стремится к аналогичному соответствию – тем более что сам объект имеет идентичную структуру. Адорно описывает композицию квартета как пористую структуру – правда, не используя самого этого слова[166]. «Здесь избегают всего определенного, оформленного. Кажется, что любая ситуация не задумана таковой навсегда, ни один образ не утверждает себя “именно так и никак иначе”», – писали авторы эссе о Неаполе. Манера сочинения музыки, которая соответствовала бы подходу Адорно, тоже размывает в нем всякую идентичность, всякое бытие-в-себе (Bei-sich-Sein): «В этом квартете, по крайней мере во второй части, нет никаких “тем” в старом статичном понимании. Непрерывный переход размывает все застывшие фигуры, раскрывает их в сторону предшествующего и последующего, удерживает их в непрерывном потоке вариантов». Адорно полагал, что удержал позиции в битве с Беньямином. Но уже через две недели после путешествия он был вынужден признать, что именно там началось «стратегическое начинание», «перегруппировка сил»[167]. В статье о «Воццеке» Адорно продемонстрировал первые результаты этих теоретических исканий. Как и в эссе о Неаполе, выстраивание музыкальной пористости приводит к круговой структуре. Эта статья, «в отличие от прежних, организована не по поверхностному содержанию, самым главным для нее является связность мыслительного процесса, идейной одновременности и фактической равноценности интенций»[168], – так Адорно парафразирует структурный идеал своей констелляции.
166
В частной сфере Альбан Берг выдает в себе тайного неаполитанца своим отношением к технике. Адорно пишет о его «горячей любви к вещам» (18, 495), имея в виду бритвенный станок, за которым Берг тщательно ухаживал. А поздравляя Берга с приобретением первого личного автомобиля, Адорно желает ему, чтобы «машина в ваших руках, как и любая другая техника, стала живой, чем-то вроде домашнего животного» (Adorno/Berg, Briefwechsel 1925–1935, S. 253).