Он просто бросает мне улыбку и идет дальше к летней кухне, оборудованной маленьким холодильником, раковиной, духовкой и каменной печью для пиццы.
Штанины его джинсов немного волочатся по земле. Я делаю выдох, даже не осознав, что задержала дыхание. В серой футболке и вьетнамках Лукас не кажется таким устрашающим, каким был в последнее время.
После окончания магистратуры в прошлом году он начал часто носить костюмы на работу, и к этому трудно было привыкнуть. Он выглядел как совершенно другой человек. Хоть я и знала, что Лукас взрослый, только никогда не думала о нем как… о мужчине.
И сейчас не замечать это становилось все сложнее. Мне нравился семнадцатилетний мальчишка, который в пять лет научил меня надувать пузыри из жвачки. Теперь же… ощущение такое, будто он опережает меня. Стремительно уносится вперед, пока я все еще разгоняюсь.
Перед лицом пролетает москит. Я отгоняю его, но замираю на месте, когда замечаю вспышки света вдали. Круглые огоньки хаотично мечутся туда-сюда, после чего исчезают среди деревьев.
– Кто там? – спрашиваю у Лукаса, добравшись до кухни и укрывшись под навесом патио. – Я вижу свет фонариков.
– Ну, раз идет дождь, берусь предположить, что это Тэйт. – Он разжигает печь, подбрасывает больше дров. – Думаю, они с Джаредом проверяют дом на дереве.
Мои брови взметаются вверх.
– Что ж, давай тоже посмотрим.
Однако Лукас качает головой.
– Э, нет. Мне кажется, они не обрадуются, если им помешают.
Я сдвигаю губы вбок. Мои плечи немного поникают. Провожая взглядом меркнущие огни, слышу, как позади меня открывается и закрывается дверца холодильника, потом шорох, пока Лукас собирает нужные ингредиенты.
– Нужно растопить масло и намазать им сковороду или побрызгать тесто кулинарным спреем? – спрашивает он.
Обернувшись, я вижу, что в рабочей зоне уже стоит одна сковорода для пиццы с лепешкой из заготовленного теста, которое мы с Эдди, нашей домработницей, храним в холодильнике. Лукас достал пепперони, американский сыр, лавровые листья и… кетчуп.
Кетчуп?
– О, мой Бог, – я испускаю стон. – Давай я сама все сделаю.
Я подхожу к стойке, подталкиваю его, чтобы освободил мне путь, и начинаю убирать… Ну, все, кроме пепперони.
– Срабатывает каждый раз, – ликует он, отходя в сторону. – И поторопись, я голоден.
Я закатываю глаза, но не могу сдержать улыбку. Кулинария – мое единственное любимое занятие, и мне нравится, когда люди хотят, чтобы я им что-нибудь приготовила.
Пока я, принявшись за работу, достаю из холодильника моцареллу, соус и маленькую миску специальной заправки, накрытую пищевой пленкой, Лукас выуживает из шкафчиков ананасовый и апельсиновый соки, а еще бутылку газировки Squirt.
У меня мгновенно начинают течь слюнки. Он делает мой любимый пунш.
Я распределяю соус по тесту и начинаю посыпать его сыром, в то время как Лукас наливает равные части соков и содовой в шейкер, после чего добавляет лед. Едва услышав всплески смешиваемого им коктейля, я улыбаюсь. Это мой самый любимый напиток.
Он наливает его в высокий стакан, вставляет туда соломинку и маленький зонтик, затем ставит на стойку предо мной. После этого Лукас опять лезет в холодильник, откуда достает пиво, а я склоняю голову и делаю быстрый глоток.
– Изумительно. – Я смеюсь, ощутив вкус на языке.
Он снимает крышку со своего пива и садится на стул возле стойки, быстро мне подмигнув.
– Приятно видеть твою улыбку, мелкая.
Напряжение, сковавшее мои плечи, начинает спадать, несмотря на озноб, пробегающий по ногам из-за прохладного ветра, который проникает в крытую кухню. Мы молчим несколько минут, и мои мысли вновь возвращаются к родителям.
Я редко вижу, как мама с папой ругаются, однако все больше и больше любопытствую по поводу некоторых услышанных мной комментариев. Они меня озадачивают. Вещи, которые я не замечала раньше, но начинаю замечать сейчас. Например, как получилось, что они были влюблены друг в друга целую вечность, но при этом папа успел сменить двух жен перед мамой?
Или то, что у меня создается впечатление, будто их отношения начались не так, как в моем понимании должны начинаться нормальные отношения.
Услышав крик у себя за спиной, я бросаю взгляд на просторную лужайку, мимо бассейна, и вижу своего племянника Хоука, который всего на год младше меня. Он поймал футбольный мяч в практически кромешной темноте. Того, кто его бросил, не видно.
Повернувшись к Лукасу, я обрызгиваю сырую пиццу своей секретной заправкой.
– Могу я задать тебе вопрос?
Он поднимает бутылку к губам.
– Ты можешь сделать все, что захочешь.
Сглотнув, я глубоко вздыхаю.
– Что мама имела в виду? – интересуюсь нерешительно. – Сказав, что она была папиной шлюхой?
– Тебе нужно у мамы спросить.
Я опускаю взгляд и сосредотачиваюсь на своей задаче, чтобы скрыть разочарование. Лукас практически всегда отвечает на мои вопросы, только я понимаю: он чувствует, что не должен ничего мне рассказывать. И ощущаю толику негодования оттого, что ему известна информация, которой не знаю я.
– Брак – сложное дело, – поясняет Лукас. – То есть, мне так говорили. Связать себя обязательствами с одним человеком до конца жизни – подобная идея кажется нереалистичной.
Я сдвигаю брови вместе.
– Но если они любят друг друга…
Он нежно улыбается, однако я понимаю, что Лукас потакает мне.
– Как думаешь, люди меняются? – спрашивает он. – Порой даже не осознавая этого?
Пожимаю плечами. Я немного запуталась, но ему этого не сажу.
– Не знаю.
– Ну, а мне кажется, что меняются, – говорит Лукас. – Я думаю, человек, с которым тебе было хорошо на определенном жизненном этапе, может оказаться неподходящим для тебя в будущем. Думаю, опыт меняет нас. Чем дольше мы живем, тем больше меняемся. Мне кажется, иногда люди перерастают друг друга, или их желания меняются со временем, и они становятся другими. По-моему, некоторым отношениям не суждено длиться вечно.
Я пристально смотрю на него. Холодный пот выступает на задней поверхности моей шеи. Что?
– А некоторым суждено, – уверяет меня Лукас. – Ты видела, как Фэллон орет на Мэдока, видела, как Джаред выходит из себя, видела, как Джекс сходит с ума, потому что чем-то взбесил Джульетту… – Он ставит пиво на стойку и наклоняется вперед, опираясь локтями на колени. – Некоторым людям лучше порознь, однако, есть такие, которые не могут функционировать друг без друга. Твои родители в порядке, Куинн. – Лукас уверенно кивает. – Как и твои братья, твой отец едва в состоянии вытерпеть разлуку с женой на одну ночь, что уж говорить о вечности.
Выдохнув, я облегченно улыбаюсь сама себе. Сомневаюсь, что поняла все сказанное им, только думаю, он прав. Папины… и мамины… прошлые отношения не протянули долго, потому что им было не суждено. Но я начинала осознавать следующее: даже если вы любите друг друга, это не значит, что все будет просто.
Я снимаю бамбуковую лопатку для пиццы с крючка, просовываю ее под лепешку и поднимаю.
– Больше пепперони, – произносит Лукас.
Засмеявшись, я опять опускаю лопатку, беру ломтики пепперони и начинаю добавлять в пиццу.
– Ты когда-нибудь влюблялся?
Он моргает и отводит взгляд, словно не знает, как ответить на этот вопрос.
– Думаю, ты бы об этом знала, – бормочет Лукас, сделав очередной глоток пива.
Ну, это правда. Я росла рядом с ним всю свою жизнь. Видела его с девушками. Отношения с некоторыми были серьезней, чем с другими, но я не помнила ни одной, которая задержалась бы надолго.
– Ну, меня не было поблизости, когда ты учился в колледже, – напоминаю ему. Возможно, он встречался с кем-то, кого никогда не привозил домой и не познакомил с нами.
Он тяжко вздыхает и поднимается, подхватив лопатку с пиццей, которую потом задвигает в печь.
– Почему ты задаешь так много вопросов?
– Потому что ты единственный, кто на все мои вопросы отвечает, – парирую я. – Или практически на все. Остальные просто предлагают мне погуглить.