– Отлично! – с интонацией актера-бенефицианта подытоживает блондин, снова расплывается в улыбке и поворачивает ключ в замке зажигания.
Автомобиль проезжает вперед метров пять и останавливается. Краем глаза окаменевшая жертва киднеппинга видит, что из задней машины, уже давно светящей фарами в затылок внедорожнику, выскакивает еще одна мужская фигура в плаще и шапке. На пару с типом, который стоит возле недвижного тела ее водителя-охранника, они шустро втаскивают безвольное тело в стоящее сзади авто. А уже через мгновенье дверь рядом с девушкой распахивается, и на сиденье рядом материализуется второй парень. Шапка, очки-линзы, вязаные перчатки-митенки на руках.
– Добрый вечер! – произносит очкарик и на манер своего подельника улыбается очаровательной голливудской улыбкой. – Позвольте?
В его пальцах нимфа видит невесть откуда взявшийся черный шелковый платок, сложенный вчетверо.
2
Дорога казалась бесконечной. Повороты были бесчисленны. На ухабах трясло. В какой-то момент машина мчалась вперед стрелой, в какой-то – ползла черепашьим шагом. Полная темнота, окутавшая Полину, доводила до обморока. Реальной казалась только ручка двери, в которую вцепилась рука, да шорох шин. Спутники молчали, и это пугало еще сильнее. Наконец автомобиль притормозил, сворачивая куда-то, немного попетлял по невидимым улочкам, и остановился.
– Приехали! – так же весело сказал блондин. И заглушил мотор.
Девушка на заднем сиденье слепо поводит головой. Кажется, платок на глазах изрядно помял ее прическу. Боясь совершить лишнее движение, чтобы не разозлить вооруженных типов, нимфа сидит, как школьница, выпрямив и без того деревянную от страха спину. Блондин, видя эту картину, укоризненно качает головой.
Она слышит звук открываемой с ее стороны двери, затем мужские руки буквально вынимают ее из салона и ставят на землю. Манто осталось внутри, холод апрельской ночи вгрызается в нежную кожу, изящные туфельки от Стюарта Вайцмана безнадежно вляпались в грязь. Горячие мужские ладони берут ее за оба запястья, хоп! – и вот уже руки нимфы связаны еще одним платком.
Сердце ее ухает в бездну.
– Послушайте, возьмите, что хотите… – бормочет, вздрагивая, девушка. – У меня в сумочке… телефон, с платиновым корпусом… И это… кредитная карточка. А на ней… много, очень много. Мы можем сейчас подъехать к любому банкомату, я назову вам код… и вы заберете все. И машину тоже возьмите…
У самого ее лица раздается смешок, пахнущий мятой.
– Как вы щедры! – говорит блондин. – Вот только с чего вы взяли, что нам нужны ваши цацки?
«Меня убьют!» – проносится в голове нимфы.
Блондин делает шаг вперед и вдруг подхватывает Полину на руки. Та издает писк, зажатая сильными руками-граблями, и затихает, словно животное, попавшее в силки.
– Вы отлично пахнете, сударыня, – томно произносит блондин в самое ухо.
«Сначала изнасилуют, а потом убьют», – думает нимфа. А блондин уже несет ее куда-то, и сквозь складки плаща и еще какой-то одежды она ощущает тугие узлы упругих мышц. Шаги впереди указывают на то, что очкарик движется в авангарде.
Скрип открываемой тяжелой двери. Гулкое эхо шагов двух человек. Секундное замешательство, а потом – шум ожившего лифта. Короткое ожидание, звук открываемых дверей, долгая безмолвная поездка куда-то вверх, снова путешествие по гулким коридорам… Стук в железную дверь. Скрежет отпираемого замка. И вот тяжелая дверь распахивается, и вся компания входит в какое-то помещение.
Здесь не так холодно, как в коридорах, но так же гулко. Кто-то, кто открыл дверь, удаляется неслышной походкой. Блондин проходит следом, затем легко опускает пленницу на пол и, тихонько надавив на плечи, усаживает на материализовавшийся из пустоты стул. Кто-то сзади накидывает ей на плечи ее же манто. Однако развязывать руки или снимать повязку с глаз похитители, видимо, не собираются, и девушка застывает на стуле, все так же держа прямо одеревеневшую спину.
Тишина.
Пленница кожей чувствует присутствие вокруг себя нескольких человек. Кажется, ее разглядывают. Стиснув зубы от страха и унижения, девушка ощущает себя вещью, предметом, куском неодушевленной материи. Ее лицо, привыкшее по большей части принимать надменное, усталое или недовольное выражение, теперь похоже на древнегреческую маску ужаса.
Шорох шагов. Кто-то подходит к девушке, ставит буквально в метре от нее стул и опускается на него.
– Добрый вечер, Полина! – произносит женский голос.
«Они знают, как меня зовут!» – понимает пленница. Это очень плохой знак. Охотились не просто на какую-то богатенькую девицу, охотились именно на нее. Но почему?