Магазин оказался на удивление скромным, заметно меньше того, первого, но общая обстановка в нем была все та же — треск касс, ленивые охранники и удивительным образом отыскивавшийся алкогольный отдел. Правда, здесь не было магической пирамиды из коробок с пивом, зато в углу оказалось нечто удивительное. Андрей сразу обратил внимание на невысокий, по пояс, круглый холодильник с красным быком на боку. Он не знал, как Костыль относится к шоплифтингу, поэтому сначала вместе с новым товарищем выбрал пиво — взяли по две бутылки — и пошел к кассам.
— Может, покрепче надо было? — спросил Костыль у Андрея, когда они превратились в часть очереди.
— Так мы ж не торопимся никуда, — сказал Андрей с улыбкой, и именно в этот момент в его душе произошел перелом. Секунду назад он уже было решил мирно купить пива и нырнуть в темный гостеприимный дворик, чтобы попить на лавке пивка и побеседовать с бритоголовым Костылем, но упоминание о чем-то покрепче подтолкнуло его к решительным действиям. — Держи, — сказал он Костылю и протянул ему свои бутылки. — Я сейчас.
Костыль взял пиво, а Андрей пошел назад. По дороге он внимательно смотрел по сторонам, но так и не сумел увидеть камер. «Проверим», — подумал Андрей с легким пессимизмом. В алкогольном отделе стоял охранник. Его правая рука совершала машинальные фрикции вдоль резинового конца дубинки. Андрей даже не растерялся — решение пришло само. Он подошел к холодильнику, сдвинул в сторону прозрачную пластиковую крышку и достал холодную банку с энергетическим напитком. Не глядя на охранника, он закрыл холодильник и снова направился к кассам, прислушиваясь к стуку собственного сердца. Уже по пути, огибая холодильник с консервированными овощами, он сунул руку с банкой в карман крутки, размышляя о том, не смотрит ли охранник ему вслед. Адреналиновая рябь, покрывшая его душу, превратилась в легкий шторм, и, когда Костыль спросил у Андрея, куда тот ходил, он не нашел в себе сил для ответа. Только молча взял свои бутылки с пивом.
Очередь их, к счастью, уже подошла — ждать в таком состоянии было совершенно невозможно. Андрей долго ковырялся в кошельке подрагивавшими пальцами, стараясь не коситься на стража магазинного порядка, стоявшего у входа. С трудом расплатившись, он направился к стеклянным дверям.
— Че руки-то у тебя так дрожат? — спросил Костыль. — Кур воровал?
— Да нет, — ответил Андрей, поморщившись, и они вышли на улицу.
Удар был почти таким же сильным, как и в первый раз. Андрей глубоко вдохнул острый воздух, сошел с крыльца и отошел немного в сторону, почти не обращая внимания на Костыля.
— Куда? — спросил тот.
— Сейчас, — ответил Андрей. Пульс его вырисовывал сложную траекторию на невидимом внутреннем кардиографе, разогревшаяся кровь покалывала кончики пальцев, приятно жгло легкие. Андрей поставил бутылки на асфальт и достал из кармана банку. Обернувшись на магазин, он вскрыл алюминиевую емкость, поднес банку ко рту и долго и жадно пил.
— Вынес, что ли? — спросил Костыль.
Андрей перестал пить, внимательно посмотрел на своего спутника и с удивлением обнаружил на его лице сочувствие.
— Да, — сказал Андрей, тяжело дыша.
— Круто, — сказал Костыль, — Мы тоже иногда так развлекаемся.
Андрей понял, что мостик, соединяющий души, переброшен.
— Надо лавочку найти, — сказал он.
Челка
Вечер был ясным. Белогривые лошадки убежали в конюшни, и обрадованный космос сразу припал к земле прохладной прыщавой щечкой.
Лобовое стекло автомобиля казалось лучшим в мире телевизором, на экран которого проецировалась гладкая поверхность безымянного московского пруда, цепочка фонарей на дальнем берегу и неровная стена далеких многоэтажек. В тесных печурках квартир бился электрический огонь, Марине на секунду пришло в голову сравнение с крематорием, но она тут же отбросила неуместные мысли. Поднявшаяся над домами луна платиновой дорожкой разделила пруд пополам. Бледная полоска отраженного земным спутником солнечного света тянулась по полированному капоту.
Крутившийся в проигрывателе компакт-диск — пела любимая Мариной женщина с чудесным зимним именем — иллюстрировал течение времени, которое деформировалось до такой степени, что совершенно неинтересным стало отмерять его в привычных людям координатах.