— Пойдет, — согласился Доччи, но внес несколько изменений и только после этого одобрил чертеж.
Джордан недовольно покосился на внесенные поправки.
— Зачем такие строгости? — спросил он, складывая лист. — Компьютеры не нужно так жестко контролировать. Они никогда не выходили из подчинения.
— Знаю, поэтому и не собираюсь предоставлять им такой возможности. Каждый сэкономленный ватт должен пойти на тягу, и больше никуда.
В глубине души Джордан сомневался, что это необходимо. Когда он думал об огромном ядерном реакторе, согревающем сердце астероида и приводящем его в движение, то представить себе не мог, что их способен обогнать обычный корабль, каким бы скоростным он ни был. Да, сейчас он двигался быстрее, но лишь потому, что они еще не подавали энергию на полную мощность. А когда подадут… Джордан пожал плечами, сунул чертеж в карман и направился к выходу.
В дверях он пропустил Джерианн.
— Привет, — бросил ей Джордан, торопясь уйти. Их отношения его не касались, и ему не хотелось быть рядом, когда рванет.
Джерианн поздоровалась с ним и задержалась возле двери.
— Мне можно войти?
— Конечно. Там нет таблички, что вход разрешен только электротехникам.
Веббер поднял голову, поморгал, глядя на Джерианн, и снова склонился над контактами. Лицо Доччи ничего не выражало.
— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала Джерианн.
— Про Морин? Я уже слышал. Говори.
Она надеялась, что Доччи предложит пройти в более укромное место, но становилось очевидным, что он не хочет оставаться с ней наедине. И Джерианн не винила его.
— То, о чем я вчера просила, нереалистично. Это моя вина. У меня был целый месяц, чтобы подумать о подаче дополнительной энергии для синтезатора, но мне казалось, что я обойдусь. Я проявила недальновидность и не вправе рассчитывать, что ты бросишь то, над чем работаешь.
— Тебе не нужно извиняться. Мы все стараемся делать свою работу как можно лучше, и наступает конфликт интересов. На самом деле, я мог бы найти возможность и подключить дополнительную линию, если бы не считал, что это не более чем жест отчаяния и что ты понятия не имеешь, что с ней делать, с этой лишней энергией.
Самое неприятное заключалось в том, что Доччи говорил правду. Она вела себя импульсивно, подчиняясь чувству, что существует средство, которое поможет. Но ему следовало сказать, что он тоже был неправ, что блок управления надо было собрать еще несколько месяцев назад. И не имеет значения, что он тогда не знал о преследующем их корабле. Он должен был так сказать.
— Все кончено, — сообщила она. — Мы сделали все, что могли. Я думала, ты захочешь взглянуть на нее, пока есть такая возможность.
— В течение ближайших десяти часов я уйти не могу. Никто из нас не может. Если хотим получить хоть какой-то результат, надо закончить, — ответил Доччи, на взгляд оценивая объем оставшейся работы. — Подожди. Ты сказала, что я могу взглянуть на нее. Звучит так, словно ей лучше. — Он с надеждой посмотрел на Джерианн.
Покачав головой, девушка сказала:
— Вовсе нет. Мы прекратили давать снотворные, потому что они больше не действуют. Только сильные, самые сильные препараты мешают ей выбежать из палаты в поисках смерти.
Лицо Доччи приобрело землистый оттенок. В такие моменты его худое, как палка, безрукое тело казалось еще более хрупким.
— Приду, как только смогу. Мы уже вышли на финишную линию. — Он отвернулся и прошел мимо Веббера в дальний конец помещения, согнулся рядом с одним из техников, проверяя его работу.
Джерианн пыталась поговорить с ним, от него требовалось только выслушать, хотя бы вполуха. Никто никого не собирается винить. И Морин не стала бы, сохрани она хоть какую-то способность к суждениям. Со своего рабочего места, словно опутанный щупальцами механического спрута, на нее строго посматривал Веббер. Джерианн закусила губу и поспешила к выходу. Глаза у нее щипало, но и только. Тело не позволяло себе бессмысленно терять влагу.
Подгонять ассистентов не имело смысла. Навыков у них не хватало, а работа была ответственная. С самого начала они представляли себе всю важность того, чем занимаются, работали с предельной для себя скоростью и повысить производительность не могли. Когда Доччи сказал про десять часов, то про себя подумал, что потребуется как минимум восемнадцать.
И все же они справились за девять. Не потому, что это помогло бы Морин. Они знали, что не помогло бы. А потому, что… В самом деле, почему? Никто не требовал объяснений. Они не допускали ошибок; ничего не пришлось разбирать и переделывать. И эти в общем-то неподготовленные люди, поначалу то и дело обращавшиеся за инструкциями, путающиеся в подсказках и впадающие в ступор после очередного замечания, теперь, казалось, ловили на лету, что им нужно делать, и даже успевали выполнить задание раньше намеченного срока. Они быстро учились и все равно справились с работой, хотя не представляли, как с ней справятся.
Кабели больше не напоминали щупальца — их аккуратно убрали в шкаф блока управления, каковой ранее служил библиотекарем, а сам шкаф подвинули к стене. Вызвав Джордана и обсудив с ним детали, Доччи предоставил заканчивать работу его умелым рукам.
Доччи смертельно устал. Ему не хотелось видеть никаких умирающих, даже тех, кому он вынес приговор. Он брел один сквозь полумрак, и мечтал о прохладном ветерке. Но он его не заказывал, и воздух оставался неподвижным. Скоро энергии на циркуляцию воздуха они выделять не будут.
Анти встретила Доччи у ступеней госпиталя и поднялась вместе с ним.
— Я тебя ждала. Не хотела идти туда одна.
Они обменялись несколькими фразами и вошли. Население астероида вот-вот сократится. Может, уже сократилось. Все они знали, что такое смерть, не понаслышке, в то или иное время оказывались с ней совсем рядом, но не привыкли терять знакомых. Одна из тех, кому на роду было написано прожить сотни лет, их так и не проживет.
Заслышав приближение посетителей, из тихой палаты навстречу вышла Джерианн.
— Не знаю, что и сказать, — прошептала она. — Ах, нет, знаю. Хотелось бы мне иметь твое лицо, Доччи. Ты увидел бы, как оно сияет.
Лицо ее светилось от радости, не так, как у Доччи, конечно. Он посмотрел ей в глаза, но прочесть в них что-нибудь было трудно.
— Ты это сделала, — прошептал Доччи.
— Не знаю, зачем я говорю так тихо, — сказала она громче. — Теперь это не повредит. Нет, я не имею отношения к происходящему. Заходите и взгляните на нее.
Морин спала. Дышала еле заметно, но ровно, и механизм, заменявший легкие, функционировал почти неслышно. Кожа приобрела восковой оттенок, но не выглядела нездоровой. Горькие морщинки разгладились, лицо было расслаблено и словно радовалось жизни.
— Можете смело разговаривать, — подал из угла голос Кэмерон, склонившийся над анализатором. — Я ей вколол наркотик. Но мог этого и не делать. Похоже, она теперь будет спать, чем бы мы тут ни занимались.
— Спасибо, доктор, — сказал Доччи. — Нам повезло, что вы с нами.
— Мне повезло вдвое больше — наблюдать самое поразительное из всего, что я когда-либо видел. Коллеги не поверили бы. — Осторожно закрыв анализатор, он добавил. — Забыл, что у меня больше нет коллег.
— Тем более замечательно. Вся заслуга принадлежит вам.
— Боюсь, вы не понимаете. Я ничего не сделал, — сказал Кэмерон. — Просто с интересом и благоговением наблюдал, ничего больше. Морин спасла сама Морин.
— Как она сумела? — спросила Анти. — Ей не хватало мужских гормонов, процессы в организме вышли из-под контроля, протекали сами по себе. — Она приподнялась над полом, чтобы лучше видеть пациентку. Опровержением аргументов Анти служила сама Морин.
— Такое могло случиться только с инвалидом, — начала Джерианн, но Кэмерон перебил ее. Он заговорил сухим академическим тоном, как лектор, стараясь изложить им суть своего открытия.
— Вы знаете, как стали биокомпенсаторами. Сначала тяжелые повреждения, потом длительное лечение, помощь со стороны научной медицины, развитие невероятной сопротивляемости организма, о которой говорили столько раз. Без нее вы не выжили бы. Сопротивляемость сохраняется даже после того, как лечение завершено. В случае с Морин после прекращения приема гормонов все функции тела расстроились. И ей становилось все хуже, поскольку мы не могли произвести то, что нужно. У нее развилась сильнейшая лихорадка, а галлюцинации приобрели постоянный характер. В прежние времена по всему ее телу пошли бы раковые метастазы. К счастью, теперь мы очень легко справляемся с опухолями. Как бы то ни было, организм ее полностью разбалансировался, и состояние стремительно ухудшалось. В результате Морин грозила смерть, но тут в ситуацию вмешалось тело.