— Прибыли безразмерные носки, пани Мильвид.
— Не ношу, — ответила я лаконично.
— Но вашему племяннику, может, нужно. Я отложу.
— Спасибо. Я ему скажу.
— Горячий юноша, этот ваш племянник.
Я молчала надменно, как сфинкс.
— Это правда, что он хочет жениться? — Зентара прибавил к своим покупкам стеклянный мундштук.
— Он ничего не говорил мне об этом, — в полном соответствии с истиной заявила я.
— Красивая барышня. Только слишком зубастая.
На «тутошнем» польском говоре это означало, что Розе недостает скромности и послушания, с чем я готова была согласиться.
Зентара, ничуть не обескураженный моей сдержанностью, продолжал фамильярно:
— Я-то не очень хочу, чтобы мой Томаш на ней женился. Нет, нет. Это невестка не по мне. Нехозяйственная она. Но если ваш племянник на ней женится, они, наверное, в город переедут?
— Я в самом деле не знаю, просто понятия не имею, поженятся ли они и где будут жить. Мой племянник еще учебу не окончил.
— Знаете, если б эта Розочка вышла замуж за вашего племянника и уехала с ним, так я бы, может, купил у нее этот домик с садом на Заколье. Старик-то не очень умный был, он все думал, что восстановят завод и он опять там будет работать. Может, даже директором стать мечтал. Сколько раз я ему предлагал, чтобы он мне продал дом, но он и слушать не хотел.
— А на что вам этот дом, так далеко от города?
— Сын женится, а в одном доме двум хозяйкам не ужиться. Вот мы с женой на старости лет и облюбовали себе Заколье. Вы поговорите с Розой? Вы же рассудительная женщина. Я дам хорошую цену.
Он еще пообещал, что по первому требованию будет поставлять мне кур и яйца по более низкой цене, чем на Рынке, если мне удастся уладить это дело, и ушел, нагруженный покупками, которые очень помогут выполнить план по товарообороту в моем киоске.
— Наши предвидения сбываются, — сказала я вечером «детям», как я их мысленно называю.
— Какие, тетя? — Янек на миг оторвался от «Спортивного обозрения».
Роза чистила наловленные Янеком плотвички с таким, усердием, словно это были форели.
— Наверное, появился тот, кто жаждет купить домик? — догадалась она.
— Вот именно. Откуда ты знаешь?
— Потому что он уже приходил сегодня утром ко мне на почту.
— Сам Зентара или его сын?
Она удивилась:
— Зентара? Нет. Свист.
Я напомнила Янеку:
— Такой черный, высокий. Начальник пристани.
Значит, появилось уже два человека, которым по неизвестным причинам очень хотелось заполучить в собственность скромный домик со старательно ухоженным садиком и красавицей «Черной розой», гордо цветущей на центральной клумбе.
— А Зентара может знать, что производил завод во время войны? — раздумывал Янек.
— Думаю, он мало что знает об этом, — сказала Роза. — Дедушка мне говорил, что завод считался военным объектом и был совершенно отрезан от мира. Никто не знал, что там творится, никому нельзя было туда войти, и никто из городка там не работал.
Мы с таким увлечением рассуждали о кандидатах на покупку дома Лагуны, что я забыла сказать о просьбе доктора Свитайло. Впрочем, Янек тоже принес новости. Он не сидел весь день с удочкой, а исследовал территорию завода, воспользовавшись случаем, что поблизости никого не было. Легко было заметить, что после нас там еще кто-то шарил.
Уже смеркалось, когда в дверь постучали и на пороге появилась пани Анастазия. Я об заклад могла бы побиться: она явилась сюда под пустячным предлогом, чтобы проверить, действительно ли я составляю компанию молодой паре. Если б она застала их наедине, да еще вечером, вот уж была бы ей пожива! Она была из тех местечковых сплетниц, которые везде вынюхивают нарушения морали.
Однако у пани Анастазии оказался вполне достойный предлог для позднего визита. Пока Роза угощала ее чаем с лепешками, она вытащила из объемистой черной кожаной сумки какое-то письмо, снабженное множеством пометок на конверте, и протянула Янеку.
— Я сегодня зашла полить ваши петуньи, пани Зузанна, и увидела это письмо. Подумала, что, может, оно срочное, вот и принесла. Впрочем, вечер такой чудесный после этой жары, что я с удовольствием прогулялась.
Янек с большим интересом повертел конверт и, ни слова не сказав, сунул его в карман. Когда пани Анастазия ушла, он вынул и распечатал письмо. Оттуда выпал листок с короткой фразой, написанной на машинке: «Приезжайте немедленно. Я. Л.».
Однако наиболее поразительным было то, что письмо это отправил из Липова Ян Лингвен, проживающий по улице Акаций, 7, адресовав его некоему Курту Гинцу, в Лодзь, на Орлиную улицу, 27. Лодзинская почта решительно утверждала, что такой адресат ей неизвестен.