Я разрезала острыми ножницами упаковку одного из тюков. Внутри оказался дощатый ящик, в несколько рядов обвитый проволокой, которую Янек нетерпеливо перекусил плоскогубцами. Роза помогала вытягивать гвозди. Несмотря на ночную прохладу, нам стало жарко. По лбу у меня струился пот. Крышка ящика, наконец, поддалась, тихо скрипнув.
Мы молчали, не поднимая глаз. Ящик был набит тщательно упакованными гранатами.
Наверное, мы были так озабочены и встревожены, что не слыхали ни малейшего шороха. И когда мы, наконец, оторвали взгляд от ящика, то даже вскрикнули от испуга — то ли я, то ли Роза, то ли все трое.
Рядом с нами, скрестив руки на груди, с выражением доброжелательного любопытства на лице стоял капитан Хмура.
Он тихо свистнул, и из зарослей появились его «молодчики», как не слишком-то вежливо назвал их Янек.
— Заберите это, — распорядился Хмура, указывая на ящики, — только поменьше шуму! Чтобы никто не слышал и не видел. Доставьте в милицию. Будьте осторожны при переносе и распаковке. Немедленно сообщите пограничникам, пускай на всякий случай пришлют сюда саперов. А отверстие надо снова незаметно замуровать.
«Молодчики» хлопотали ловко и тихо, как духи. Если б кто-нибудь увидел эту сцену, наверняка родилась бы новая легенда о целой толпе духов, которые лунной ночью пляшут у развалин.
Хмура обратился к нам с изысканной любезностью:
— А вас я попрошу следовать за мной.
Я не сказала ни слова. Да и что я могла сказать? Случилось самое худшее. Завтра весь городок будет знать, что Зузанна Мильвид, которую до сих пор уважали и ценили как женщину доброжелательную, отзывчивую и серьезную, арестована за незаконное хранение — нет, даже сокрытие! — оружия. Вывод из этого можно сделать лишь такой: разоблачены участники диверсионно-шпионской шайки. А Янек? Бедный Янек. Кто нам поверит после всего, что предшествовало нашей злосчастной прогулке к развалинам? Я глянула на Розу — глаза у нее были полны слез, губы дрожали. Она с отчаянием шепнула:
— Что я наделала… Это все из-за меня… из-за меня!
Я тогда не поняла, о чем идет речь. Лишь потом, по секрету от Янека, Роза призналась мне — ибо Хмура по-рыцарски хранил ее тайну до конца, — что она перед роковой экскурсией к замку сделала то, что я должна была сделать уже давно. А именно, пошла к Хмуре и рассказала о наших намерениях. Молодость нетерпелива, она жаждет не только успехов, но и немедленных аплодисментов. Роза хотела, чтобы Хмура стал свидетелем триумфа ее Янека. А кроме того, она, как и полагается влюбленной, оберегала своего любимого. Она боялась, что наши противники, следящие за каждым нашим шагом, отправятся за нами к развалинам. Как мы узнали потом, Роза была права. Присутствие милиции, невидимой лишь для нас, помешало планам противника.
При свете полной луны мы гуськом сошли вслед за капитаном Хмурой к подножию холма. Там, под прикрытием буйно разросшегося ольшаника, ждал милицейский «газик». Хмура усадил нас сзади, сам сел рядом с водителем и тихо сказал ему что-то.
Я совершенно не сознавала, каким путем мы едем. Очнулась я лишь, когда водитель затормозил, и Хмура сказал, что мы приехали. Удивление мое было безгранично: мы находились на Заколье, у домика Лагуны, а вовсе не в тюрьме и не в милицейском участке. «Ну да, — подумала я вслед за этим, — сейчас обыск произведут, ясно».
Однако я не заметила поблизости никого, кроме Хмуры. А он велел шоферу вернуться в милицию. Если будет что-нибудь срочное, добавил он, пускай сюда придут. Он наверняка пробудет здесь по меньшей мере час.
Я совсем уж ничего не понимала. Что происходит? Что это за тактика? Автоматически вынув из сумки ключи, открыла дверь, зажгла свет и пригласила Хмуру войти, ибо он стоял у порога, будто ожидая разрешения. Когда мы уселись вчетвером вокруг стола, Хмура заговорил первым. Он сказал, и я уловила при этом в его глазах насмешливые огоньки: — Нельзя ли попросить у вас стаканчик хорошего крепкого чая? Извините, что в такую пору… Но я ужасно люблю свежезаваренный чай…
10. Марка с зимородком
— Однажды, — говорил капитан Хмура, принимаясь за второй стакан чаю, темного, как старопольский мед, — мы в Варшаве получили странное письмо. Нет, нет, не думайте, оно не было написано на той же машинке, на которой якобы печатал письма и посылал из Липова в разные города Ян Лингвен. Это была обычная анонимка, написанная, как это часто делается, левой рукой. Нам сообщали, что в Липове начал действовать опасный и ловкий диверсант. Просили обратить внимание на одного молодого человека. Он прибыл погостить к своей родственнице и шныряет по окрестностям, ища неизвестно что. Этот молодой человек, сообщали нам, является сыном инженера, который во время войны работал в Липове на немецком военном заводе, а потом был эвакуирован вместе с другими работниками этого завода в глубь Германии и после окончания войны не вернулся на родину.