Так вот, марки бывают двух видов: обычные, выходящие миллионными тиражами, и специальные, выпускаемые по какому-либо случаю в относительно небольшом количестве экземпляров — таких марок в продаже обычно не встретишь, и филателисты ими особенно интересуются. К такого рода маркам как раз относится серия с изображениями птиц, подлежащих охране; марки эти выполнены в красивой цветовой гамме на пепельном фоне. В эту серию входит и марка с зимородком, которая была наклеена на письмо, адресованное Эмилю Розену.
Эту марку мог наклеить лишь кто-то из филателистов, абонированных в варшавском центре. А таких в Липове всего трое. Он, Мариан Мацея, этой марки наверняка не наклеивал. Его марка находится в альбоме, и ее можно увидеть хоть сейчас — он нарочно привез с собой альбом.
Остаются еще двое: Бернард Симони и Феликс Свист; у одного из них в коллекции теперь должно не хватать этой марки с зимородком.
11. Тени на рассвете
— Тогда не будем терять времени. Поедемте, пан Мацея, — капитан встал.
Мы вышли его проводить. Никто из нас даже не заметил, как прошла ночь. Уже светало.
Пока Мацея запускал мотор, Хмура давал нам указания:
— Вы сегодня с утра в киоске, правда? Ясно, что После такой ночи вы хотели бы выспаться. Но все же я прошу вас начать работу ровно в семь. Да, да, это необходимо. Наша тактика не меняется, и ее девиз по-прежнему: «Ничего не произошло!» Я не хотел бы их спугнуть, понимаете. Вы, панна Роза, конечно, тоже пойдете на работу. А пан Янек… гм, пан Янек, может, пошел бы ловить рыбу, а? За вами, конечно, будет следовать некая тень. Но вы не обращайте на это внимания. Вы ведь по-прежнему «на подозрении». К середине дня, а может, и раньше… да, раньше… он или они будут в наших руках.
Капитан с Мацеей уехали. Мы сразу потеряли их из виду, а трескотня мотора утихла так быстро, будто они тут же сразу и остановились. Причиной тому было то, что все вокруг заполонил густой, молочно-белый туман. Самые ближние деревья и кусты проступали в его плотной пелене едва различимыми тенями, а соседние дома и вовсе исчезли. Временами туман, колеблющийся от малейшего движения воздуха, как бы распахивался, и тогда казалось, что в этом месте, словно из водоворота, выныривали круглые зеленые кусты. Зрелище это было красивое, но какое-то тревожное. У меня даже появилось вдруг ощущение, что мы со всех сторон окружены, и от этого неожиданно стало до того страшно, что перехватило дыхание. Я обернулась к Янеку и Розе. Они стояли обнявшись и целовались.
Деликатно кашлянув, я пробормотала:
— Сегодня будет хорошая погода.
Они расхохотались, и мое угнетенное состояние испарилось. Впрочем, туман начал таять. Это было так красиво, что мы не могли отвести глаз. Белая пелена стала полупрозрачной и порозовела от утренних лучей. Вдруг почти у самых наших ног туман расступился, открыв клумбу. Мы увидели восхитительный куст черной розы. На белесом фоне отступающего тумана и приглушенных оттенков зелени этот куст будто пылал.
— Можно подумать, что тут развели костер, — проговорил Янек.
Роза задумчиво сказала:
— Осенью ее придется пересадить.
— Почему? — спросил Янек.
— Так велел дедушка. Он столько раз говорил об этом, что мне даже надоело слушать: «Помни, как умру, выкопай эту розу и посади на моей могиле. Это мой тебе наказ и завещание».
В этой обстановке — на рассвете, в тумане, над кустом роз, пылающих темным, почти черным пурпуром, — слова Шимона Лагуны, произнесенные его внучкой, прозвучали торжественно и таинственно, будто заклятье или слова из старинной песни. Мне даже стало как-то жутко.
И Янек отозвался каким-то странным, будто не своим голосом:
— Как он сказал? Повтори еще раз.
Роза послушно повторила. На этот раз голос ее звучал менее торжественно, и смысл легче дошел до моего сознания, пробуждая не то ассоциации, не то смутные догадки.
— «Мне доверяют, сказала Роза», — вдруг вспомнив, автоматически процитировала я: древний девиз рода Розенкранцев приобрел новый и неожиданно злободневный смысл.
— Принеси лопату, лягушонок! — скомандовал Янек.
Роза покорно отправилась выполнять приказание, а я стала думать, зачем это Янеку называть Розу «лягушонком», если у нее такое красивое имя, но тут же я вспомнила, что один мой знакомый долго называл свою жену, носившую романтическое имя Виолетта, «таракашкой», а когда он начал именовать ее Виолеттой, они разошлись. Это меня успокоило. Интересно, как же Роза называет Янека?