Посланец Юлиуша Лингвена рассказал, что, когда фронт приблизился, предприятие начали эвакуировать. Оборудование вывезли. Инженеры уехали в Берлин. Рабочих отправили в лагеря. Лингвен разделил судьбу рабочих. Он, однако, не хотел, чтобы его изобретение бесследно исчезло. При помощи одного из товарищей по несчастью он спрятал где-то в Липове восстановленную по памяти документацию изобретения. Записка, которую он вручил лагерному товарищу на случай, если тот доживет до свободы, должна была помочь Эле найти бумаги. Война шла к концу, и Лингвен надеялся, что Липов после войны станет польским городом.
— А этот… из лагеря… — с трудом спросила я. — Он… когда он расстался с Юлиушем?
— Вы хотите знать, присутствовал ли он при смерти отца. Нет, и он не знает, когда это произошло. Его вскоре перевели в другой лагерь.
— А эта записка наверняка от твоего отца? Ты, может, не помнишь, но по Польше после войны шлялось немало обманщиков, плели что попало. Порой из корысти, порой просто так.
— На такого он не смахивал. Он ничего от нас не хотел. Зачем бы ему это? Да и вообще мама узнала папин почерк.
— Так что же ты собираешься делать?
Янек даже удивился, что я задаю такой вопрос. Конечно, он собирался начать поиски: найти документацию изобретения и добиться, чтобы продукцию выпускали именно на этом заводе. В Липове.
— Я хотел вам сразу об этом написать. Но вы тогда лежали в больнице. И вообще я как-то растерялся, когда мама умерла. Да зимой я все равно бы ничего не добился. Наверно, понадобятся раскопки, а я не хочу привлекать к себе внимания. Ну, а потом экзамены… — Это он добавил довольно пренебрежительным тоном.
— А зачем ты, дорогой мой, делаешь из этого тайну? Не лучше ли было бы заинтересовать этим делом соответствующее министерство или какой-нибудь научно-исследовательский институт? Ну, наконец, милицию, что ли…
Он потряс головой.
— Не так это просто, как вам кажется. Я об этом поговорил с одним из наших преподавателей. Толковый человек. Ну и что ж, он сказал — на это деньги нужны. На поиски и так далее. Кто будет рисковать, если это в план не включено? А вдобавок неизвестно, представляет ли это ценность теперь, двадцать лет спустя. Успехи в этой области большие. Меня бы за дурака сочли, вот и все. Нет, нет. Я сам должен все найти и проверить.
— Стоило бы порасспросить у здешних жителей. А вдруг они что знают?
— Я бы этого не хотел. Разве вы можете поручиться за всех, кто здесь живет? А что, если тот, к кому попало вывезенное оборудование, мечтает заполучить документацию? У него бы тогда все козыри на руках были. Только пустить в ход машины — и готово.
Нет, я не могла поручиться за всех жителей местечка. Тут, наверное, жили и те, кто не порвал связей с прежними хозяевами этой земли. Мой племянник оказался более предусмотрительным, чем я. Конечно, начни он расспрашивать да вынюхивать, весь городок только об этом и будет говорить. Однако у меня был один сюрприз для Янека, и теперь, когда любопытство мое было полностью удовлетворено, я сказала:
— А знаешь, именно на Заколье живет человек, который может нам помочь.
Янек вскочил, схватил меня за руки и приподнял.
— И вы мне только теперь это сказали! Кто это?
— Дед твоей новенькой симпатии.
— Какой еще симпатии? — он сделал вид, что не понимает.
— Розы. Той, что на почте. Старый Лагуна говорил мне как-то, что работал на этом заводе.
Что у Янека ноги длинные, это я знала. Что натренированный парень может быстро бегать — это тоже не открытие. Но что он сумеет и меня заставить передвигаться чуть ли не рысью, этого я не ожидала.
Через заливные луга и перелесок мы менее чем за четверть часа добрались до Заколья. Просторные цехи без крыш и окон выглядели уныло. Люди боялись мин, и никто сюда не ходил. Поэтому, наверное, здания завода находились в довольно приличном состоянии, материалы для отстройки и ремонта домов искали в более безопасных местах.
Неподалеку, в виллах, которые строились для немецких инженеров, жили новые поселенцы. Там обитал и Шимон Лагуна с внучкой. Он был единственным опекуном Розы, родители ее умерли. Лагуна занимался садоводством. Кормился и тем, что продавал цветы, фрукты, овощи, и тем, что давал консультации горожанам, которые сажали цветы.
— Знаете, — говорил он, высаживая весной яркие петуньи на моем балконе, — когда я еще в войну работал в Липове, думал: вот красивые места, хорошо бы тут поселиться под старость…