Он предложил перевезти меня немедленно, но я сказал:
– Завтра утром будет в самый раз. Некоторым из нас нужно все-таки работать.
Кавендиш рассмеялся:
– Так ты, значит, считаешь, что преподавать лингвистику – занятие, недостойное мужчины, так, Ади?
Я ответил:
– Да, собственно говоря, так я и считаю. Сомневаюсь, что работа для вас – понятие существительное.
– Как профессор лингвистики, – рявкнул он, – могу тебя заверить, что «работа» в самом деле – имя существительное. – Он потянулся к пепельнице, его халат распахнулся, явив ссохшиеся соски и седые, свалявшиеся волосы на груди. Меня чуть не вырвало. Едва смог проглотить свои хлопья с отрубями.
Вернул в ателье портативный телевизор. По возвращении написал Пандоре стихотворение и подсунул ей под дверь. Моя последняя отчаянная попытка соблазнить ее и отвлечь от Кавендиша.
В час ночи Пандора впихнула мне под дверь записку:
Адриан,
Если ты и дальше собираешься присылать мне такую грязь, я буду вынуждена передавать твои письма полиции.
Пандора.
Собирая вещи, я размышлял, что приобрел в жизни не так уж много. Самый основной гардероб. Несколько сотен книг. Плеер «Сони». Десяток-другой кассет. Кружка, чайная чашка, миска и тарелка. Репродукция Мунка,[25] кактус, увеличительное стекло на подставке, ваза для бананов и настольная лампа. После полутора лет трудов в ДООС хвастаться особо нечем. Правда, у меня накоплено 2579 фунтов в Строительном кооперативе Маркет-Харборо и еще 197,39 фунта лежит в «Нэт Весте», но все равно.
Нашел синюю пластиковую расческу, которую искал с прошлого года. Она лежала на одежном шкафу. Почему? Как она там очутилась? Я никогда не забирался причесываться на шкаф. Подозреваю Джулиана. Он – большой поклонник Джереми Бидла.[26]
11.00 вечера. Слишком устал, писать много не могу, хочу просто официально отметить, что лежу сейчас в кровати миссис Хедж. Она очень удобная. Мой новый адрес таков:
Оксфорд, Саммертаун, Виллы Ситвелл, 8.
Когда я проснулся, то не сразу понял, где нахожусь, потом вспомнил. Пахло беконом, но спускаться я не стал. Чувствовал себя нарушителем. Я встал, на цыпочках сходил в ванную, оделся, заправил постель, потом сел сверху и стал прислушиваться к звукам снизу. В конечном итоге, подгоняемый чувством голода, сошел вниз. Миссис Хедж на кухне не было. На столе стояли тарелки после завтрака. Мусорное ведро с педалью переполнено. На полу – яичная скорлупа. В шкафчике под раковиной – куча грязных желтых тряпок. В холодильнике полно маленьких блюдечек с заплесневелыми остатками. Сковорода не вымыта. «Обсервер» заляпан консервированным томатным соком.
Как я и опасался: миссис Хедж – потаскушка. Телефон звонил не переставая. Принимал сообщения: «Звонил Тэд», «Звонил Иэн», «Звонил Мартин», «Перезвони Кингсли», «Звонил Джулиан: ты едешь во вторник на катере или нет?»
Когда миссис Хедж вернулась, я шваброй мыл пол на кухне. Она несла большой куст и четыре банки «Карлсберга».
– Господи, – вымолвила она. – Похоже, мне крупно повезло. Вам нравится работа по дому, мистер Моул?
– Мне представляется сложным терпеть беспорядок, – ответил я.
Она вышла в сад, вкопала куст, потом села в железное кресло на веранде и стала отхлебывать «Карлсберг» прямо из банки. Холод, казалось, был ей нипочем. Когда начался дождь, она вошла внутрь, взяла из корзины в прихожей зонтик для гольфа и снова вышла. Я поднялся к себе в комнату поработать над романом «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины».
Когда я спустился в следующий раз, миссис Хедж нигде не было. Я был приятно удивлен, увидев, что в холодильнике еще оставалось три банки «Карлсберга». Может быть, конечно, она эксцентричка и потаскушка, но, слава богу, пока не алкоголичка.
Когда я вернулся с работы, миссис Хедж еще и не вставала. В кухню было стыдно зайти. «Карлсберг» из холодильника пропал. Должно быть, она выпила его в постели! Это единственный вывод.
Ходил к Пандоре забрать почту. Ничего волнующего. Письма из Строительного кооператива, «Ридерз дайджест» и «Пломб» – фирмы, пропагандирующей эластичные трикотажные покрывала. Как «Пломбы» узнали мое имя и адрес? Я никогда не проявлял интереса к обивочным материалам. Пандора превратила мою кладовую в свой кабинет. Я открыл папку с надписью «Конспекты лекций» у нее на столе. Не понял ни слова. Видимо, написаны на сербско-хорватском.
Сегодня вечером зашел в ванную, не постучав. Миссис Хедж сидела в ванне и брила ноги. Завтра куплю дверную защелку. Размер у нее, по меньшей мере, 38С.
Миссис Хедж сказала:
– Не стесняйтесь приглашать домой своих друзей, мистер Моул.
Я сообщил ей, что друзей у меня нет. Иду по жизни один.
Когда я сказал то же самое Леоноре, она велела:
– Перед следующим нашим сеансом, пожалуйста, попробуйте поговорить с незнакомым человеком; улыбнитесь, заведите разговор; подружитесь с какой-нибудь женщиной.
Когда я спустился, на кухне сидел незнакомец. Ел гренок с мармеладом.
– Привет, – сказал он. – Я Джерри.
Я улыбнулся и ответил:
– Доброе утро. А я – Адриан Моул.
На этом наше светское общение истощилось. Оказалось, очень трудно завязывать разговор с мужчиной, одетым в женское неглиже.
Я налил себе чашку чая и вышел.
Вот бы снова оказаться в моей старой кладовке.
В «Новостях» – мистер Мэйджор:
– Мне хот-тчется, чтобы мы были там, чему принадлежим, – в самом сердце Европы, чтобы мы работали с нашими партнерами по строительству будущего.
Странная штука: мистер Мэйджор не может произнести слово «хочется» так, чтобы оно рифмовалось со словом «мочится», что является единственно верным произношением. Почемуто он говорит «хот-тчется». Подозреваю, что эта неспособность коренится в детстве. Когда малютка Джон шепелявил: «Конфетку хочется» и т. д. и т. п., соскакивал ли его папаша с трапеции и орал: «Я тебе щас покажу хочется!»? Или вопил: «Только попробуй еще раз хочется сказать – я из тебя живо всю дурь повыколочу»? Наверное, после этого малютке Джону оставалось только тихонько всхлипывать от неспособности произнести такое простое английское слово.
Сердце мое переполняется сочувствием. Мистеру Мэйджору крайне необходима терапевтическая помощь. Мне кажется, мы оба страдаем от того, что отцы заставляли нас краснеть. Подниму этот вопрос, когда увижу Леонору в следующий раз.
В выходные Браун поскользнулся на травянистом берегу и отшиб себе копчик. Собирал совиный помет. Он выведен из строя и лежит на доске на полу своей спальни. Ха! Ха! Ха! Хо! Хо! Хо! Троекратное ура!