— Хочешь сказать, Бортис, это мой сын?
— Посмотрите, на его отметину на запястье! Это точно он!
— Что?!
И мой собственный отец стал рассматривать моё изменившееся до неузнаваемости тело со всех сторон. Я пытался вырваться, хотел избежать этого ужасного осмотра. Отец прикасался ко мне, изучая каждый изгиб моего тела, как и прежде, мускулистого и поджарого, но с появившейся неизвестно откуда женской грудью и исчезнувшей «мужской гордостью». Увидев родинку около моего пупка, в точности такая же была и у него самого, он вдруг безвольно плюхнулся на стул и, обхватив голову руками, издал дикий вопль.
Потом моё сознание помутилось, и я не помнил ничего, что происходило со мной дальше.
Когда я пришел в себя, то понял, что меня везут в карете отца. В глотке пересохло и саднило так, словно я не пил неделю.
— Воды, дайте мне пожалуйста воды, — просил я хриплым тонким голосом.
Рядом со мной, с обеих сторон сидели стражи и крепко держали меня за предплечья. Отец сидел напротив нас. Я неудачно застал его в тот момент, когда на его лице читалась глубокая скорбь, словно он похоронил кого-то. Впервые мой отец не смог утаить эмоций. Меня наскоро одели в одежду, которую нашли у меня в шатре.
Несколько раз дернувшись, я понял, стражи держали крепко.
— Отец, пожалуйста, прикажи им дать мне хоть немного воды.
Люциус вырвался из скорбных мыслей и, внимательно взглянув на меня, четко произнес:
— Отпустите и дайте ей воды. Кажется, её разум вернулся обратно.
Мне дали флягу из тыквы, и я чуть не выпил её до дна. Вода оказалась тёплой.
— И долго я был не в себе? — неуверенно спросил я и выглянул в окно кареты. Мы проезжали через овраг.
— Дня три. Все время смеялась, ползала на четвереньках, ела землю… — берт говорил обо мне как о девушке и это стало беспокоить. Я боязливо притронулся к тому месту, где в прошлый раз обнаружил грудь. Она была на месте! На месте! На месте…
Тыквенная фляжка выпала из рук, а из груди сами собой вырвались горькие рыдания. Притом явным девичьим альтом.
— Заткните ей глотку! Сил моих нет, слушать это! — приказал Хаминг и заткнул уши ладонями.
Парни справились с этой задачей ловко. Видно практиковались, пока я был не в себе. Не впервой. Да и кляп уже заготовлен заранее и явно отсыревший.
— Господин, вдруг она снова начнёт задыхаться, как в прошлый раз? — переспросил тот страж, что сидел справа.
— Еще немного и мы прибудем на место. Адриана, прекрати.
«Адриана!» — от услышанного у меня на время перехватило дыхание. Если бы не кляп, я бы заорал.
Несколько раз дернувшись в сильных хватких руках стражей, я затих и обмяк. Мне стало горько от того, что отец теперь называл меня женским именем и держал словно пленника. Куда же они меня везут? Зачем?
Глава 3. Подружка
Монастырь Арк-Горант, месяц желтень по Домарскому календарю.
Сегодня Лизабет снова дежурила, и это была первая прекрасная новость за неделю. Мысли о странной сумасшедшей не давали ей покоя. Неужели эта бедняга и в самом деле все это время сидела одна в запертой комнате и не с кем не разговаривала. Тут и нормальный человек может свихнуться. Монастырский лекарь Мартис явно преувеличивал свои познания в сумасшествии. Хотя, как Бетти может об этом судить. Ведь она в этом совсем ничего не мыслит. И совсем беда, если этот целитель применял к несчастной шоковую магию. От этой магии и у нормального человека мозги набекрень вылезут. Слышала Бет о таких бедолагах. После этой процедуры, сумасшедшие становятся тихими и окончательно ненормальными. Бедняжка!
Бабушка Сарит всегда говорила ей: “Не верь своим глазам, а доверяй сердцу” — так вот, сердце подсказывало Бет — с этой девушкой срочно нужно поговорить. И она придумала на этот счёт гениальный выход. Окна старого корпуса выходили как раз на яблоневый сад, на новом монастырском дворе.
Обычно, после обеда и по окончании всех занятий, наступало свободное время. Воспитанницы пансиона отправлялись гулять в старый сад. Вот только Бетти, вопреки всем, вдруг решила отправиться на прогулку в сад что находился на новом дворе. Там безлюдно, рядом расположено кладбище и желающих гулять в этом месте находилось немного. Яблони в этом месте росли густо. Совсем скоро матушка погонит евнухов и сестер собирать урожай. Тогда ей точно не пробраться к окну.
Девушка подошла к стене старого корпуса и осмотрелась. Вокруг никого. Одна из крепких и ветвистых яблонь как раз росла у того окна, где сидела монастырская невольница. Сейчас она именно невольница, по-другому назвать её было трудно. На окне её комнаты, на том, которое выходило в сад, виднелись решётки. Другие кельи на первом этаже пустовали, да и не больно подходили для комфортного проживания. Поэтому за Бет подглядывать никто не станет.
Бетти, сорвала небольшое яблоко и бросила им в окно с решеткой. Подходить близко она побоялась. Яблоко так звонко ударилась о стекло, что лазутчица испугалась, вдруг стук мог услышать приглядывающий за корпусом евнух.
Окно приоткрылось, и из-за решётки показалось приятное бледное лицо девушки. Выглядела новенькая жутко не ухоженно. Всклокоченные, не расчёсанные волосы, грязные подтёки на лице. На мужском кафтане, в который она была облачена, как раз на вороте, что отчасти виден был Бетти издали, оторваны пуговицы, притом небрежно и прямо с фрагментами ткани.
— Это ты? — спросила девушка и у неё на лице появилось удивление. — Я думал, что меня все давно забыли. Никто не хочет со мной разговаривать. Даже тот странный целитель, что называет меня «сумасшедшей».
Бетти заметила, как у этой неряхи затряслась от волнения нижняя губа. Вот только этого не хватало!
— Как ты думаешь почему они так считают? — спросила гостья кинувшая яблоко.
— Потому что я девушка, которая всех пытается убедить, что она на самом деле парень и к тому же ещё сын барона Хаминга.
«Вот так ничего себе, сумасшедшая?!»
— Может тебе не стоит их убеждать?
— Но это чистая правда! Я не девушка.
— А выглядишь именно как девушка. Только жуткая грязнуля. Я слышала тебя зовут Адриана? А я Бетти. — представилась ученица пансиона.
— Очень приятно познакомиться, — новенькая ощупала своё лицо. — Я даже не представляю, что с моим лицом? Я не разу не видел его.
— Не видела… — уточнила Бет.
— Что?
— Не видела, ведь ты девушка, помнишь об этом? — разочарованно вздохнула она. — Всё же ты действительно — сумасшедшая. Мне пора идти.
— Нет, постой, не уходи. Хочешь, я буду говорить, как нормальная. Только побудь со мной еще немного. Ну пожалуйста.
Глаза невольницы, заблестели и Бетти сдалась. И чего она её жалеет?
— Идёт. Тогда расскажи мне о себе, но только как о девушке.
— Как о девушке?.. — сумасшедшая замешкалась и пожала плечами.
Гостья демонстративно стала разворачиваться в сторону тропинки, ведущей к воротам из сада.
— А можно, как о человеке? Просто о человеке. Ведь девушки тоже «человеки»? — занервничала Адриана.
— Девушки-человеки, — хихикнула Бет и развернулась обратно. И тут произошло чудо. Адриана улыбнулась ей. И это была улыбка не сумасшедшей, а развеселившейся девушки.
— Ну да, самые настоящие человеки. Все мы люди и не важно есть у нас сиськи или нет, — Адриана осеклась и постукала себя по губам.
Бетти снова захихикала.
— Не скажу, что я хороший человек, Бетти, я делал, э-э-э… делала много плохого в своей жизни. В общем и хорошее тоже… только не помню, что именно. Правда мне недавно исполнилось только семнадцать лет…
— Рассуждаешь, как старуха. Лучше расскажи, что ты любишь? — перебила пансионка.
— Точно не то, что приносят мне здесь на завтрак. Я с детства терпеть не могу пудинги! А в этом монастыре все просто помешаны на пудингах, помешаны, почти как я. А я люблю завтракать свежим хлебом с джемом или омлетом, но не пудингом.
Адриана снова улыбнулась.
— На счёт этого ты права, здесь на завтрак дают только пудинг, — вздохнула Бет. — Мне пора идти.