– Послушайте. Мне не потребуется долгая речь. У меня к вам всего одно словечко, и если оно не перевесит всех советов вашего господина Самуила, пусть так: это будет означать, что я вовремя произвела поучительный опыт. Вчера, среди руин Эбербаха, вы мне задали один вопрос, на который я не смогла сразу ответить. Если вы останетесь, я отвечу на него.
– О да! – закричал Юлиус. – Я остаюсь!
– Браво, Христиана! – обрадовался пастор.
– Я так и полагал, – холодно процедил Самуил. – И когда же ты вернешься?
– Ну, завтра, наверное, – сказал Юлиус. – Самое позднее послезавтра. Ответ моего отца придет завтра, не так ли, господин Шрайбер?
– Да, да, – кивнул пастор, – именно завтра. А вы, господин Самуил, не раздумали уезжать? Пример вашего друга не поколебал вас?
– О, меня поколебать трудно! – заявил Самуил. – Я никогда не меняю своих решений.
Христиана притворилась, будто не заметила угрозы, скрытой в этих словах, и как нельзя более естественным тоном сказала:
– А вот и лошади.
Действительно, кони Самуила и Юлиуса уже стояли оседланные у решетчатой ограды.
– Отведите назад в конюшню лошадь господина Юлиуса, – приказала девушка служанке, державшей их обеих под уздцы.
Самуил перехватил уздечку своего коня и вскочил в седло.
– Но в воскресенье ведь нет занятий, – сказал ему пастор. – Мы будем ждать вас и господина Юлиуса.
– Что ж, до воскресенья, – бросил Самуил суховато. – До завтра, Юлиус. Да не забудь о субботе.
Отвесив поклон Христиане и ее отцу, он дал лошади шпоры, и она понеслась галопом.
Почти сразу после этого прискакал курьер, и пастор передал ему письмо Юлиуса.
– Если вернешься завтра до полудня, получишь сто флоринов, – сказал ему Юлиус, – пока же вот тебе двадцать пять, в задаток.
Посланец так и застыл на месте, выпучив глаза, изумленный от радости, а потом вдруг сорвался с места и стремглав унесся вдаль.
XXIV
Союз Добродетели
Во вторник вечером Юлиус в Гейдельберг не вернулся.
Самуил усмехался про себя. Он того и ждал. Но прошла среда, миновал четверг – Юлиус все не ехал. Самуил, охваченный свойственной ему горячкой работы, не обратил на это обстоятельство никакого внимания. Однако в пятницу, когда для него наступил час отдыха, он почувствовал легкое беспокойство. Что могло означать это затянувшееся отсутствие? Он взял перо и стал писать Юлиусу письмо:
«Мой любезный соратник,
до сих пор Геркулес еще имел право прясть, сидя у ног Омфалы. Но, надеюсь, он все же не забыл о великих делах, ждущих его завтра. По крайней мере, если Омфала не окажется на поверку Цирцеей и не превратит мужчину в животное, он вспомнит о долге, призывающем его. Мать всегда важнее любовницы, равно как идея – выше любви. Родина и свобода!»
«Уж теперь он явится как миленький», – сказал себе Самуил.
И всю субботу он ни разу не вспомнил о Юлиусе. Генеральная ассамблея должна была собраться не ранее полуночи.
В течение дня он послал осведомиться о здоровье двоих раненых. Франц Риттер и Отто Дормаген были прикованы к постели, из которой, по уверениям врача, смогут подняться только недели через две. Приказ Тугендбунда был исполнен. Самуил и Юлиус могли с гордо поднятой головой предстать перед его вождями.
Когда стемнело, Самуил, по обыкновению, отправился прогуляться по неккарштейнахской дороге, по которой должен был прибыть Юлиус. На распутье ему повстречался кто-то показавшийся ему знакомым, но то был не Юлиус. Вернувшись в гостиницу, он спросил хозяина:
– Юлиус у себя наверху?
– Нет, господин Самуил, – отвечал тот.
Самуил поднялся к себе и заперся. Он был в бешенстве.
«А крошка-то посильнее, чем казалась! – думал он. – Что ж, она мне за все заплатит. Библия гласит: “Крепка, как смерть, любовь”. Посмотрим, так ли это».
Часы пробили девять, десять, десять с половиной. Юлиус не появлялся.
В одиннадцать, утратив всякую надежду, Самуил решил отправиться на ассамблею один.
Он уже протянул руку к своей фуражке, собираясь идти немедленно, как вдруг в коридоре послышались торопливые шаги.
«Ну, наконец-то! – подумал Самуил. – Все в порядке!»
Однако, отперев дверь, он увидел перед собою не Юлиуса, а гостиничного слугу.
– Чего тебе надо? – грубо спросил он.
– Там студент проездом из Лейпцига, он специально завернул к нам, чтобы повидаться с королем студентов.
– Мне сейчас некогда, – отрезал Самуил. – Пусть завтра зайдет.
– Он завтра не сможет. Да, он велел вам передать… он якобы странник.
При слове «странник» физиономия Самуила мгновенно приобрела самое серьезное выражение.