— Я хотел бы предложить вам опереться на мою руку хотя бы при спуске, — сказал он.
Она так и не поняла, слышал ли он их разговор.
XXI
ВЕЩИЕ ЦВЕТЫ
На следующее утро около половины шестого Самуил, уже одетый и с ружьем на плече, явился в спальню Юлиуса.
— Эх ты, неисправимый соня! — сказал он. — Значит, не хочешь пойти со мной на охоту?
— Так ты собрался поохотиться? — пробормотал Юлиус, протирая глаза.
— Поохотиться на все виды дичи! Иначе для чего было тащить с собой ружья? Э, да ты снова засыпаешь? Впрочем, так и быть. Если все-таки решишься встать, отправишься вдогонку за мной.
— Нет, — сказал Юлиус. — Сегодня утром я никуда пойти не смогу.
— Ах, так! И почему же?
— Буду писать письмо отцу.
— Опять! Какой щедрый на письма сын!
— Не вижу ничего смешного! Я должен сообщить ему одну очень важную весть.
— Ну, как угодно, — ответил Самуил, у которого были свои причины не настаивать. — Значит, до скорого свидания.
— Желаю удачи!
— Благодарю за пожелание… и за предсказание.
Самуил ушел, и Юлиус встал.
Однако, хотя Самуил поднялся с постели очень рано, Христиана оказалась еще более ранней пташкой. В час, когда студент-скептик, движимый довольно-таки сомнительными намерениями, насвистывая, шагал по высокой траве, отягощенной жемчужными гирляндами росы, милая девушка, в своем нетерпении совершить доброе дело еще более проворная, уже достигла развалин Эбербаха, где ее ожидала Гретхен. Там она представила юной пастушке славного парня, хлебопашца из Ландека, того самого, что хотел взять ее в жены. Это был честный, трудолюбивый малый по имени Готлиб, уже год назад без памяти влюбившийся в красавицу-пастушку. Он обожал ее издали, не смея и заикнуться о своих чувствах. Зато Христиана нашла самые нежные и самые убедительные слова, пытаясь склонить Гретхен благосклоннее взглянуть на парня.
Но Гретхен была тверда: решительно, хоть и печально она отвергала все уговоры.
— Стало быть, я вам, Гретхен, совсем не нравлюсь? — спрашивал бедный Готлиб, и сердце его рвалось на части. — Вы меня гоните прочь, потому, что я вам противен?
— Нет, Готлиб, я вам благодарна, — отвечала Гретхен, — и пусть Бог благословит вас. Вы очень добрый, если решились выбрать себе в жены такую, как я, козью пастушку без единого пфеннига в кармане, дочь цыганки, не имеющую ни дома, ни родни. Только, понимаете ли, Готлиб, когда у травы нет корней, то и цветов не жди. Мое одиночество, моя дикая жизнь — это по мне, так что лучше вам оставить меня.
— Послушай, Гретхен, милая, — опять заговорила Христиана, — мой отец говорит: кто идет против природы, гневит Господа. Может статься, ты еще будешь наказана за это и придет день, когда ты горько пожалеешь, что преступила закон, общий для всех живущих.
— Дорогая моя фрейлейн, вы и ваш отец сродни цветам: вы похожи на них добротой и прелестью, в нем — их мудрость и безмятежность. Но моя-то природа другая, и я как раз следую ей, потому и не могу отказаться от моей свободы — жить под открытым небом среди лесных чащ. Попробуйте пересадить к себе в сад этот дикий боярышник — и он умрет.
— Нет уж, вы лучше прямо скажите, что ненавидите меня, Гретхен! — вскричал Готлиб. — Уйдемте отсюда, фрейлейн Христиана! Оставьте ее, это ж видно, что я ей ненавистен!
— Погодите, Готлиб, — остановила его Гретхен. — Послушайте, не держите на меня зла. Готлиб, если когда-нибудь мне захочется жить в четырех стенах под властью мужа, я выберу ваш кров и вашу власть, потому что вы добрый, надежный и дело свое делаете со спокойным сердцем, не щадя сил, как то пристало хорошему человеку. Вам понятно, что я говорю? И еще знайте, Готлиб, что если Гретхен суждено переменить свои намерения, а вы к тому времени не перемените своих, то, кроме вас, она никого не возьмет в мужья: в этом Гретхен клянется перед Богом. Вот и все, Готлиб, что я могу вам сказать. А теперь дайте мне руку и простимся. Вспоминайте меня без горечи, а я буду думать о вас с сестринской любовью.
Бедный Готлиб хотел было что-то сказать, но не смог вымолвить ни слова. У него едва хватило мужества пожать руку, протянутую Гретхен, отвесить Христиане почтительный поклон и удалиться нетвердым шагом, спотыкаясь об обломки стен.
Когда он ушел, Христиана попыталась возобновить свои уговоры, но пастушка с такой горячностью просила оставить это, что она решила больше не мучить ее своей настойчивостью.