Буквы из-под пера с изумрудными чернилами выходят резкими, дерганными, будто писатель так и не решил, хочет ли их выводить, соединять в слова.
Надпись, сделанная чернилами, вобравшими в себя все краски леса, ярким пятном выделяется на практически монохромной картине — прекрасный поцелуй двух влюбленных, хитросплетение тел, их жар и эмоции, они ощущаются сквозь равнодушную бумагу.
В какой-то момент бледные пальцы тянутся за карминовым пастельным мелком, а губы приоткрываются, когда длинные вьющиеся волосы девушки приобретаются цвет, а глаза парня — живость, любовь, что можно прочитать в ледяной стали радужек, в черном космосе зрачков.
Возможно, это ее мечта, глупая и неосуществимая, но Лиссе так хочется — и она так поступает.
Истинный ангел.
Через несколько часов лист занимает почетное место среди самых дорогих и милых сердцу рисунков, что непременно вернутся вместе с ней в Рай.
*
Лисса сжимает ладонь ледяного демона и дышит часто-часто — ее кошмар отсрочили еще на некоторое время.
У нее есть еще несколько месяцев для Нортона и для жизни, рождающейся постепенно где-то внутри нее. Все ангелы дополнительно изучают краткий курс целительского дела, независимо от будущей профессии.
И Лисса помнит, внутри ее головы сохранились черно-белые, нечеткие, размытые заклинанием картины, возникавшие в ее голове при осмотре собственного тела после ночи на девятнадцатый день ее рождения: на фоне непонятных штрихов маленькая прозрачная сфера с черным сгустком посередине. Это еще совершенно ничего, практически пустота, частичка зарождавшейся жизни. И Лисса совершенно точно не может ответить на вопрос — когда именно в этой черной точке зарождается душа, но чувствует, что не позволит этой душе страдать.
Она не знает, что может получиться от союза ангела и демона, об этом нигде не написано, но это ее ребенок, частичка ее самой, маленькое счастье, которое проживет долгую, прекрасную жизнь.
Лисса постарается.
*
Лисса не говорит ледяному демону совершенно ничего, лишь угрюмо молчит и скрывает чуть выпирающий живот за форменными мантиями и иллюзиями — в выходные или после занятий.
У нее нет желания с кем-либо болтать, она отдает всю себя творчеству и маленькому счастью, поселившемуся где-то под сердцем.
У нее есть всего два месяца, и Нортон списывает ее мрачность на предстоящую разлуку. Ровно, как и слезы на глазах.
Он не может ничем помочь, хоть и пытается. А Лисса не может ему объяснить, почему.
*
Когда приходит мрачный, грустный и чуть угрюмый день прощания, демоны крепко обнимают ее, обнимают остальных ангелов — они успели притереться, привязаться. И только Лисса беззвучно плачет у Нортона на плече, прижимаясь всем телом. Он не может не почувствовать ее выпирающий живот.
Его глаза широко распахиваются, а губы шепчут что-то, но Лисса уже отворачивается с дрожащими губами и мокрыми ресницами, скрываясь в портале.
Их прощание происходит неправильно, слишком быстро и потрясающе сложно. Когда ее встречает мать у портала, ей хочется разреветься, но ангел сдерживается — только лишь чтобы, придя домой, упасть в изнеможении и разреветься прямо на ковре в гостиной.
Странно, но матушка поддерживает ее во всем, гладит по волосам, когда Лисса рассказывает ей, что произошло в Преисподней, показывает наброски и зарисовки, показывает округлившийся живот. Наверное, все дело в материнской любви, и мать собирается помочь ей скрывать тайну и дальше.
Или же все дело в том, что отца отправили на Границу между мирами — готовиться к боевым действиям. Об этом молчат, но газеты то и дело намекают на предстоящую войну, а руки отца дрожат все чаще и чаще — «Сегодня пытали третьего студента из пятерки перешедших Границу».
Когда подходит ее очередь, Лисса четвертая, она идет с гордо поднятой головой, а в глазах читается страх. Страх за маленький комочек, скоро готовый появиться на свет, за родителей. За Нортона Огнева.
Несколько месяцев как Первого Повелителя Преисподней.
*
Ее бедра и икры болят от постоянных порезов, как и голова от многочисленных проникновений в ее память. Лисса знает, что у нее осталось от силы несколько недель — потом маленькая жизнь, растущая у нее под сердцем, попытается вырваться из клетки на белый свет.
Несколько дней назад она, как обычно прикованная цепями к каменной стене, разыграла схватки перед одним из посетителей ее тюремной камеры, ее личного ада. Ей поверили и повели к внештатному целителю, работавшему на «Город грехов» — тюрьму на границе между Раем и Адом, где содержатся самые опасные преступники этого мира. Правитель отводит взгляд с горькой усмешкой, целитель — тоже.
Бывший друг Марты, он помнит те дни, как один из очевидцев. Помнит так же, как пытали его — быстро, но ужасно страшно и больно. Он не знает, что приходится выдерживать этой хрупкой женщине с сильным сердцем. Она так и не стала Огневой.
Не успела.
Он тихо говорит о том, что у нее случился выкидыш — с кем не бывает после стольких мучений и пыток?
Правитель соглашается с ним. А спустя неделю, закрыв глаза после того, как ей в очередной раз сдирали кожу на спине, стирали в порошок кости и с хрустом ломали новый сустав в искалеченных крыльях, она обнаруживает себя в мягкой и теплой постели в личных покоях Правителя — в детстве она часто бывала здесь.
Он же и нанимает для нее личного целителя, спасает ее ничтожную шкурку, дарит шанс на выживание маленькой девочке, рожденной в один снежный вечер под ее собственный крик и горько-счастливую улыбку Лиссы. Бледные лучи зимнего солнца ореолом озаряют рыжую головку малышки, когда её приносят к матери.
Лисса несмело берет девочку на руки, вглядывается в пока мутноватые серо-зеленые глазки в золотых ресничках. Она оказывается практически копией матери, не считая глаз. Дочь кажется Лиссе прекрасной — от рыжей макушки до горошинок пальцев на ножках; даже свойственная новорожденным краснота кожи умиляет, как свидетельство здоровья. Завтра кожа девочки станет настолько нежно-чистой, лилейно-белой, что ни о каком другом имени для дочери, кроме Василисы, Лисса и слышать не захочет.
Это имя будет напоминать ей о маме, которая никогда не появится в ее жизни. Оно прекрасно, как и малышка — совершенное, старинное, вычитанное в какой-то книжке в Преисподней.
Василиса, Лиса… Ее маленькое рыжеволосое счастье, с которым так сложно будет расставаться.
Но придется.
*
Лисса вынужденно принимает это решение. Со свойственной ей непосредственностью заявляется в Преисподнюю с позволения Правителя — она считается, судя по газетам, беглой преступницей и надо бы соблюдать осторожность. Ее встречают стражи Границы, и ангел смело улыбается им, расправляя измученные крылья.
На ней иллюзия — чтобы Нортон не переживал, увидев ее шрамы. Если он, конечно, еще помнит ее.
— Отведите меня к своему Повелителю.
Мысли отзываются болью в сердце. Лисса смело откидывает чужую руку от своего плеча, не позволяя вести во дворец как пленницу.
Она слишком гордая, чтобы позволить это, слишком сильная, чтобы показать свою слабость, свою боль. У нее на руках сверток с уснувшей дочерью, а в голове — пустота и немножко горечи.
Кабинет Повелителя остается неизменным, лишь только пара фотографий прибавилась на столе. Лисса изящно садится в кресло, тщательно маскируя усталость за равнодушием.
Нортон смотрит на нее так же равнодушно и холодно, даже с насмешкой. Он, верно, думает, что она его бросила. Но Лисса не могла поступить иначе.
Она протягивает ему дрожащими руками свое маленькое счастье, с которым через несколько минут расстанется навсегда. На глазах вскипают хрустальные слезы, но Лисса смотрит куда-то в потолок — лишь бы не выдать свою боль. Нельзя, ледяному демону не нужны ее оправдания и проблемы.
— Это моя дочь? — он интересуется… Нет, он не проявляет ни капли интереса, лишь холодно уточняет, и от этого становится так горько и больно, что Лисса сжимается в кресле, отводя взгляд от бледной сильной руки с хитросплетениями вен, держащей ее ребенка.