Она видит, что на спящую Василису он смотрит с любовью, не так, как на нее. На нее — с презрением, затаенной болью. Но маленькую дочь он будет беречь и любить, это видно по его глазам.
И именно поэтому Лисса гордо вздергивает подбородок и заглядывает прямо в два ледяных омута.
— Да, Норт. И ты должен пообещать мне, что спрячешь ее в самом надежном месте, которое только может быть, — ради Василисы она готова на все. Это отголосок былого счастья, это частичка ее души и капелька Нортона. Единственное, что осталось у них на двоих.
Волосы малышки в свете кровавого солнца этого мира тоже казались прекрасно-алыми, волшебными. Она не ангел и не демон, она могущественнее, сильнее их всех. Ей суждено родиться великой демонессой или прекрасным человеком — остаться в Раю ей не позволит сама Лисса. Слишком свежи воспоминания о пытках.
— Кто она?
Этот мужчина настолько в ней, что трудно дышать. Лисса задыхается, но не подает вида — такова ее натура. Скрытная, будто демон.
— Я… Я точно не знаю, но боюсь, что наши опасения подтвердятся. Если она — та, о ком говорится в пророчестве, Раю придет конец.
Она прочитала слишком много книг, чтобы ошибиться. Еще в Преисподней перелопатила всю библиотеку в поисках информации о связи между ангелом и демоном и наткнулась на одно пророчество, написанное вручную в старинном фолианте. Оно было о ней, о Нортоне. О Василисе.
Кто-то предсказал ее судьбу еще много веков назад. Лисса позволяет горькой усмешке вырваться на свободу из-под плотно-сжатых губ.
Она сжимает руки так, что ногти пробиваются сквозь кожу, оставляя на внутренней стороне ладоней кровавые полумесяцы.
— Спаси нашу дочь, — шепчет она, поднимая взгляд на того, кто стал для нее всем. И обратил ее мир в ничто. — Я — беглая преступница, меня пытали долго и со вкусом, выуживали информацию по миллиметру. Они знают про Василису, знают о том, что было. Они думают, что у меня был выкидыш, и целитель — знакомый моей бывшей подруги, он был с нами здесь — подтвердил информацию. Если поймают меня — лишь казнят. Обнаружив Василису — будут мучить вечно, будут искать, в чем она отличается от ангелов или демонов. Ее никогда не оставят в покое. Спаси ее, пожалуйста.
Она позволяет словам прорваться сквозь барьер эмоций, позволяет себе рыдать и умолять, потому что речь идет о том комочке счастья, ради которого она даже согласилась на пытки. Согласилась страдать, но спасти дочь.
Она знает, демоны не человечны. И ангелы не отличаются от них, совсем нет. Они все — высшие существа, позабывшие о том, что такое счастье, что такое любовь и сострадание. Они живут ради себя.
Лисса надеется, что Василиса вырастет тем, кто положит конец этому ужасу, войнам между мирами.
Слова кружатся между ней и Нортоном, как осенние листья. Они хрустят и потрескивают в воздухе напряжением, застывают на миг, позволяя Лиссе задыхаться в свое удовольствие, чтобы потом вернуть чертову маску на место, приклеить ее вечным клеем к искусанным губам, искривленным в горькой усмешке.
— Я отправлю ее туда, куда ангелам дороги нет. У нее будет человек, который позаботится для нее о счастливой и правильной жизни, — Нортон прерывает ее метания одним точным движением, срывает к черту все барьеры, опускаясь перед ней на колени и сжимая ее руки своими сильными, длинными пальцами. Такими же, как и полгода назад.
Родными, прекрасными.
— Подростком она вернется в Преисподнюю, станет демоном, я самолично позабочусь для нее о том, чтобы она знала и умела многое, если не все. Чтобы была сильной, могла за себя постоять. А потом она вернется на Землю, и все будет хорошо.
— Х-хорошо. Спасибо, — шепчет Лисса, опуская голову, закрывая волосами лицо. — Позволь мне напоследок увидеться с бывшими друзьями.
— Хочешь вновь надрать задницу Фэшиару? — неожиданно с усмешкой произносит Нортон, пытаясь разрядить атмосферу страха и боли.
— Именно.
*
— Астарт, я бы попросил вас вести себя приличнее. Вообще-то в Кровавом замке живут и дети, — холодный голос за спиной звучит так, что Лисса вздрагивает. Он звучит точно так, как в их первую встречу — как зимняя стужа, первые заморозки, являющиеся самыми сильными за всю зиму.
— Доброе утро, Николас, — тихо произносит она, прижимая Василису к груди.
Двое демонов отпрыгивают друг от друга с неимоверной скоростью и краснеют так мило, что Лисса задумывается — неужели они с Нортоном выглядели точно также?
Николас больше не угрюм, он кажется счастливым, довольным жизнью и своим парнем. Лисса почему-то не сомневается, что руки у Астарта такие же прекрасные, как описывал Ник, а поцелуи такие же пряно-имбирные.
Она смотрит на маленькое счастье, спящее у нее на руках и мило посасывающее пальчик во сне.
И улыбается, прикрывая глаза.
*
Лисса дрожащей рукой протягивает ему тот самый рисунок с прекрасно-горькой надписью — «Мои краски растворились в твоей палитре». Ледяной демон долго рассматривает картину, а потом кладет ее в личный тайник, созданный им еще при обучении в Академии Тенебрис. Лисса знает об этом скрытом в стене ящичке, он показывает его ей.
Господи, как давно это было.
Нортон молча прижимает ее к стене, целует везде и всюду, куда только может дотянуться. А Лисса со слезами активирует портал. На руках у ее ледяного демона остается спящая малышка с великим будущим и ужасными родителями.
А всего через несколько недель ангел узнает, что Нортон отправил их дочь к Марте, отправившейся после пыток и взлома ментального блока восстанавливаться где-нибудь на Земле, путешествуя по разным странам в поисках себя.
И изредка перемещается на Землю, чтобы посмотреть на свою дочь.
Василиса развивается быстро: скоро начинает ходить, скоро начинает говорить. В три года она читает гостям Марты стихи, а когда та включает магнитофон, любит покружиться под музыку, держась за края пышной юбочки. В четыре разбирает по складам сказки, бойко считает по цветным палочкам и ловко вырезает из бумаги фигурки, очерченные по трафарету. В пять сама подписывает открытки каждому из родителей, просит Марту, как ее тетю, непременно отправлять их по нужным адресам, помогает той в саду и без умолку распевает модные песенки.
В шесть лет Василиса идет в школу. В восемь перестает верить в то, что когда-нибудь увидит своих родителей. А в девять начинает дружить с мальчиком из своего класса. И Лисса перестает судорожно следить за своей дочерью, отпускает, понимая, что маленький курносый рыцарь с россыпью веснушек — прекрасными дарами солнца — на щечках и маленьком носике позаботится о защите ее дочери куда как лучше ее самой.
И ей очень больно это осознавать, больно понимать, что Василиса вырастет без нее. И она ничего не может с этим поделать.
Угрюмо бредя по оживленной улице, она сталкивается с кем-то высоким и узнает в незнакомце Фэшиара, неизвестно что забывшего на Земле. Тот отнекивается, отводит взгляд, но вскоре сдается и говорит о том, что в Преисподней активно готовятся к боевым действиям со стороны Рая, а лично он собирается проверить сохранность одной маленькой девочки, способной на чистом желании смести весь этот город с лица Земли.
И тогда Лисса не выдерживает. Хватается за Фэшиара, как утопающий за соломинку, плачет у него на груди, мечтая стать Василисе настоящей матерью, воспитать ее. И именно тогда она заключает свои воспоминания в маленькую шкатулку, схваченную взглядом в первом же ларьке с сувенирами. Лисса отдает их демону, умоляя ничего не говорить Нортону и когда-нибудь в будущем показать их Василисе.
И навещать ее хотя бы раз в год, конечно же.
Фэшиар приносит ей клятву, заверенную на крови, и только тогда ангел успокаивается, прикрывает глаза и хрипло смеется, криво улыбаясь, — словно разучилась это делать.
А потом возвращается в Рай, впервые за долгие годы не ощущая жгучей тяжести в сердце.
*