Василиса изящно ступила на порог класса, скинув рюкзак на первую попавшуюся парту; Захарра опустила свой рядом и прошла к открытому на проветривание окну, взглядом подзывая демонессу к себе.
При виде их разговоры смолкли, многие с удивлением смотрели на изменившуюся привычную им Огневу, новенькую девушку, уже начавшую общаться именно с ней, и на неприметного и мрачного в этот обыкновенный осенний день Лешку.
Василиса с удовольствием вдыхала аромат вянущей травы, мокрого асфальта, свежести и разноцветья листьев — горько-приторную смесь, мигом въедающуюся в легкие и оседающую комком слякоти где-то в горле.
Давно она не чувствовала этого — запаха родной скрипящей старушки-школы, выхлопных газов машин и ментолового шампуня, что исходил от привычного ежика светлых волос. Да, она слишком скучала по Лешке.
И по этому миру.
Хотелось вдохнуть его весь одним большим глотком воздуха и забыть хоть на секунду обо всех своих проблемах.
— Приве-е-ет, ты новенькая? — молчаливую идиллию подруг прервал скрипуче-писклявый, слишком противный и режущий слух голос Инги. — Не советовала бы тебе общаться с этой дикаркой — если ты, рыжая, вдруг позволила себе дорогую одежду, это не значит, что ты стала менее мерзкой. Что, долго копила на юбочку и туфельки? — ехидно произнесла одноклассница.
Лешка не ожидал, что в ответ на это заявление Василиса улыбнется столь холодной улыбкой, что кровь застывает в жилах, а ее новая подруга повторит ее маневр.
Она слишком изменилась за время своего пребывания в Преисподней — научилась скрывать истинные эмоции, боль, разрывающую сердце на сотни молекул, улыбаться холодно и смотреть равнодушно на людей, оскорбляющих ее, держать спину прямо и подавать себя с достоинством. Так, одновременно нагло и скромно, как могут только демоны.
— Что ты, дорогая. Я, по крайней мере, выгляжу прилично и не стараюсь выставить напоказ все то, что следует скрывать в приличном обществе и показывать, разве что, любимому человеку. Хотя… — Василиса позволила себе насмешливым взглядом пройтись по чуть кривоватым, непропорционально-длинным для телосложения ногам Инги. — С такой неприятной наружностью стоило бы переживать и за это.
Казалось, все одноклассники застыли — замерли, удивленно глядя на демонессу, аккуратной походкой прошедшую к своему месту и изящно севшую за чуть скрипнувший старый стул. Захарра прошла следом за ней, одарив Ингу презрительно-холодным взглядом.
Василиса чувствовала острые взгляды, упирающиеся в спину — слишком были велики перемены в ней для этих людей, но изящно повела плечами, словно стараясь скинуть их, и встала, когда в класс вошла учительница.
Та одарила класс цепким взглядом, посмотрела на демонессу с возмущением, совсем не обратив внимания на ее соседку по парте.
— Василиса Огнева! Что за непрезентабельный внешний вид! — воскликнула она, а Инга усмехнулась — Василиса заметила это краем глаза. Захарра уже явно собралась сказать что-то оскорбительное, но подруга наступила каблуком ей на ногу, призывая к молчанию.
Демонесса чувствовала себя неуютно, вдруг остро ощутив различие между Землей и Преисподней — там, в мире, полном Фэша и проблем, никто не врывался в ее личное пространство, не вмешивался в ее дела, там ко всему относились со снисходительностью, ведь демоны вечны: мало ли что может прийти в голову несмышленому демоненку?
Именно такой Василиса была для взрослых, проживших порой не одно столетие, демонов.
— Уставом школы, Марина Генадьевна, не запрещено надевать в школу приличную одежду и красить волосы в тот цвет, который является естественным или хотя бы приближенным к нему по оттенку. Алый — оттенок рыжего, насколько мне известно, — Василиса вновь холодно улыбнулась и чуть склонила голову набок.
Учительница чуть не задохнулась от возмущения, надувшись, как жаба, и даже злобно пропыхтев что-то.
В Преисподней преподаватели не позволяли себе такого поведения и вызывали в учениках лишь уважение, почтение и страх. Но никогда — презрение, злость или стыд за глупость некоторых.
— Тем более, непрезентабельным для приличного общества можно было бы назвать вырез на вашей застиранной блузке, но никак не вид моей подруги, — не удержалась Захарра, а Василиса почувствовала, как краска сходит с ее лица.
Она-то ведь не была такой. Изменилась, но и ранее никогда не позволяла себе хамить кому-либо из старших, старалась вести себя тихо, быть незаметной. Хоть и не всегда это удавалось в полной мере.
Женщина, казалось, готова была взорваться.
— Да ты… ты…
— Захарра Драгоций, и, пожалуйста, на «вы»: не терплю к себе неуважения.
— Драгоций и Огнева, вон из кабинета! — рявкнула взбешенная учительница. Захарра пожала плечами, убрала тетрадь в сумку и легкой походкой прошла из кабинета, напоследок аккуратно прикрыв дверь, чтобы та случайно не хлопнула. — Я про вас такого директору расскажу! Это же надо — какое неуважение к преподавателю!
— Марина Генадьевна, — Василиса с улыбкой подошла к севшей за стол женщине; другие ученики еще продолжали стоять. — Я бы вам не советовала высказывать такие мысли вслух. Все-таки, у Захарры довольно-таки влиятельный брат, а я про вас смогу сказать значительно больше.
Василиса смотрела на женщину до отвращения холодно и снисходительно. Она вдруг подумала, что, даже если она получит выговор от директора, ничего не случится. Она больше не была частью этого мира, хоть ее и держал здесь якорь в лице родных и любимых людей.
Она была Антихристом. Тем, кому суждено изменить этот мир. Тем, кого любили родители и у кого есть друзья. Тем, кто мог бы прожить по-настоящему счастливую жизнь, если бы не войны между Раем и Адом.
Тем, кому это не удалось.
Из кабинета она выпорхнула изящно, улыбнулась напоследок Лешке и прикрыла дверь, за которой ее поджидала не в меру любопытная Захарра Драгоций.
Не в меру похожая на своего брата формой лица, искрами в глазах и теплой улыбкой, какую дарила изредка, лишь только нескольким людям, но до одури искренне.
Не в меру прекрасная, добрая и испуганная.
Не в меру ее подруга. Слишком не в меру.
*
Маленький чердак, со всех сторон продуваемый ветром, со скрипящими половицами и полностью заставленный сломанной мебелью, был родным, необыкновенно теплым и домашним. Василиса любила коротать время перед занятиями в спортивной и музыкальной секциях школы именно здесь. Часто с ней оставался Лешка, тоже ходивший на спорт, не редко таскавший со школьной кухни пакетики с чаем и какую-нибудь ароматную сдобу — электрический чайник у них здесь был свой, старый и постоянно ломавшийся, ржавый в нескольких местах, торжественно врученный Мартой, когда та прознала о тайной чердачной каморке.
Здесь был клетчатый плед, которым Василиса незамедлительно укрыла ноги, сев на старое мягкое кресло, из которого вырвались облако пыли и тихий жалобный скрип.
Захарра, не задумываясь, наколдовала себе такой же, а Василиса добавила уюта двумя кружками ароматного капучино — которое, как сама подозревала, не нарочно утащила из ближайшей кофейни — и ярким пульсирующим огненным шариком, что поплыл к потолку и завис на середине маленькой комнаты.
— И это учителя? — фыркнула Драгоций, укрыв ноги, обтянутые мягкой тканью брюк. — Лично у меня эта женщина, которая кричала на нас, не вызвала ничего, кроме отвращения.
— Это не Преисподняя, Харри, — вздохнула Василиса. — Здесь отношения в учебных заведениях строятся совершенно по-другому. Но, тем не менее, здесь тоже бывает хорошо. Особенно в каком-нибудь уютном кафе зимой, только с мороза.
— Возможно, — Захарра пожала плечами, позволив в другом мире быть себе чуть более свободной и раскрепощенной.
Воздух был напоен ароматом старины и молотого кофе — прекрасного смешения, кисло-горького, но при этом освежающего, привычного, слишком родного. Василиса громко втянула его носом, чтобы он прокатился по горлу прямиком к легким.