— Ну как, помогло? — воздух наполнился чужим звонким смехом, и Огнева прислушалась к нему.
Она поцеловала демонессу?..
Она поцеловала демонессу.
*
Сольвейг Паркер.
Милая, добрая, яркая. Черные волосы с перламутрово-синим отливом, едва достающие до плеч, кристально-чистые изумрудно-зеленые глаза, что никогда не соврут и не предадут. В них можно прочитать всю жизнь демонессы. И теплые тонкие руки, что никогда не отпустят.
Ее имя — как соль на губах.
Соль Василисиных слез на ее, Сольвейг, мягких губах, которыми она их аккуратно сцеловывала с дрожащих ресниц, призывая к успокоению.
А Василиса лишь разъедала ее теплые чувства и ласковые эмоции своей болью, разрывала молочно-белую кожу ногтями-полумесяцами и выпивала ее до дна, давясь приторной сладостью искренних эмоций.
Она такой не была. Фэш таким не был.
Вообще ни один демон не мог быть таким… искренним? Чувственным? Бесстрашным.
Они все прятались во лжи от своих страхов, скрывая боязнь под маской холода и вежливой грубости.
А Сольвейг пряталась лишь от любопытных жителей катакомб, когда сжимала Василису в объятиях и ее губы — в поцелуе. Горячем, пьянящем.
Ее глаза бутылочного цвета в такие моменты загорались, и Василиса видела в них карамельные, алкогольно-шоколадные вкрапления, каких не замечала до этого. Видела и невероятно-детский восторг, полыхающий в них, когда их губы соприкасались.
Сольвейг поражала.
Она казалась угловатым смущенным мальчишкой, когда говорила о своей жизни, о других демонах, в такие моменты казалась добрым другом, готовым помочь.
А в другой момент уже превращалась в плавную, текучую жидкость, плавилась под прикосновениями Василисы и согревала тем теплом, что дарила Марта, усаживая ее на колени и читая сказки.
Захарра относилась ко всему происходящему скептически, но Василиса тут же отворачивалась, стоило ей об этом заговорить, и собиралась на новый рейд, во время которого петляла по столице Преисподней, преследуя ангелов.
Пока не происходило ничего важного.
— Добро пожаловать в основные силы сопротивления демонов, — задорно улыбнулась Сольвейг, отворяя тяжелую каменную дверь и тут же хватая демонессу за плечи. — А это Василиса, моя девушка, представляете?
— Да уж, такое сложно представить, — Фэш криво улыбнулся, затворяя за собой каменную дверь.
Сольвег тут же посерьезнела, принявшись нашептывать сотни самых сильных охранных чар, проводя ладонями по прохладному щербатому камню.
Фэш смотрел на Василису нечитаемым взглядом.
Он нашел их — демонесса боялась этого больше всего. Боялась вновь встретиться с ним глазами, потому что не было сил даже на это. Рядом с ней — опасность, значит, и ему находиться рядом нельзя, пусть ей и будет больно. Просто нельзя смотреть в льдисто-голубые глаза Фэша, которые, на самом деле, могут согревать. Василиса знала.
Он подошел к ней, и ее сердце ухнуло куда-то в пятки. Демон приподнял ее лицо за подбородок, и пальцы его были прохладными, тонкими и нежными, как лепестки геоцинтов.
— Вот как, Лиса? — хмыкнул он, отпуская, и Василиса тут же резко развернулась, встречая теплый взгляд Сольвейг.
Та тут же подхватила ее под локоть, уводя от ледяного демона.
— Имей в виду, я больше не пущу тебя на поверхность, — донесся до Фэша ее серьезный голос.
Он в сердцах саданул кулаком по холодному камню.
Кровь закапала на такой же каменный пол, напоминая по цвету волосы демонессы, что уже едва виднелась в дали полутемного коридора.
— Глупая девчонка.
*
Василиса сидела на пустом островке, на ковре в комнате Сольвейг, перед ней листопадом рассыпалось множество рисунков, всяких набросков и уже готовых картин.
— У тебя талант, — произнесла она, не отрываясь от разглядывания. Теплый свет керосиновой лампы заливал каменное помещение, делая его чуть более уютным.
— Угу, — отозвалась Сольвейг, проводя пальцами по ее шее, а потом проделывая тот же путь губами. Мягкие и теплые, они нащупали неистово бьющуюся жилку, и Василиса затрепетала.
Они никогда не заходили дальше поцелуев, и демонесса ценила Сольвейг за это. Теплая и милая демонесса была для нее подругой, способной выслушать все ее проблемы и жалобы, а потом утешить, по-особенному, в ее стиле — мягкими, влажными поцелуями, похожими на топленое молоко, теплыми объятиями и ласковой улыбкой.
Василиса, возможно, нравилась ей; Сольвейг же ничего не требовала, лишь радостно улыбаясь и напоминая демонессе задорную младшую сестренку, какой у нее никогда не было.
И она знала, что Василиса горько влюблена в Фэша, того самого демона, что недавно присоединился к их сопротивлению и завтра отправится в рейд вместе с ними.
— Сколько тебе лет, Сольв?
— А это так важно, Василиса? — ее смех был похож на хрусталь, на завораживающий шелест листвы, на мягкий перезвон колокольчиков.
Сольвейг была необъятно доброй, нежной, мягкой и податливой, как глина до обжига, ее лицо светилось золотом, а теплые губы приоткрывались, точно бутон розы, когда Василиса прислонялась к ее плечу прямой спиной.
Сольв была милой квартиркой, в которую всегда хочется вернуться. Там всегда горел золотистый свет электрической лампы, всегда стоял теплый ужин на столе, а мягкая, душистая постель приманивала взгляд.
Но у Василисы был особняк. Мрачный, угрюмый, огромный, полный загадок и тайн. Там изредка горел камин, наполняя пустую гостиную трескучим голосом горящих поленьев, но всюду царило запустение. И у Василисы была вечность и чуточку больше, чтобы захотеть возвращаться в это место, чтобы полюбить его всем сердцем, согреть каждую комнату и стереть пыль со всех каминных полок.
У нее был Фэш.
И его бы она не променяла и на мириады таких прекрасных, теплых и располагающих людей, как Сольвейг.
(К сожалению).
Взгляд Василисы вдруг зацепился за один из рисунков.
На нем была изображена девушка. Демонесса прошлась по листку взглядом несколько раз, прежде чем поняла, что изображена именно она. Сольвейг нарисовала ее так, что она с трудом себя узнавала. Ее черты она немного укрупнила и исказила, рисунок выглядел таким же необычным, как и все, что выходило из-под рук Паркер. Василиса стояла, ее ноги были полусогнуты, как и руки, а на лице виднелся след от сажи. Взгляд был ожесточенным, коса растрепана, а удобные доспехи сидели идеально, подчеркивая ее силу. Позади полыхало пламя, и оно также отражалось в ее огромных оленьих глазах. Из ее рук вытекала тонкая струйка воды, постепенно превращающаяся в целое море, а губы точно шептали что-то. Демонесса на рисунке не выглядела ни сломленной, ни растерянной, ни напуганной. Она выглядела так, будто ей пришлось многое вытерпеть, но она осталась сильной. Выражение лица, вся ее поза была подобна вдоху перед решающим сражением — так солдат перед битвой вдруг вспоминает на мгновенье о семье, друзьях или думает о хрупкости своей жизни, а затем отважно рвется в бой.
Василиса помнила слишком четко, что произошло в тот день — ангельский патруль, заподозрив слежку, поджег пороховой склад, удачно оказавшийся рядом, а следом за одним зданием, подобно щепкам, полыхнули другие. Жилые здания в центре Пандемониума.
Василиса отчаянно рванулась следом за Кристофом и Небиросом в самую гущу, начиная призывать воду из близайших источников, пока другие также призывали мешки с песком из окон домов. Тогда демонесса вдруг услышала детский крик и, испуганно закричав в ответ, призвала крылья и ворвалась в пламя. Это был ад. Не Ад, не Преисподняя, их мир, а именно тот ад, каким его представляют люди: все вокруг пылает пламенем, ужасная жара, копоть и боль, боль, боль… одна сплошная боль и мучения.
Василиса тогда спасла его. Ребенка, зовущего на помощь. Им оказалась пятилетняя девочка, еще не прошедшая посвящение в демоны и бывшая обычным человеком, способным легко умереть. Тогда Василиса долго отбивалась от Сольвейг, Кристофа и других демонов, но оставила уснувшую девчонку у себя, да так и уснула, крепко прижимая к себе дитя.