А на следующее утро Фэш молча подошел к ним и вручил еще одно одеяло, которое демонесса застелила поверх матраса, чтобы девочке было мягче спать, а также горсть леденцов, таких родных, которые на Земле продавались в кондитерской недалеко от школы, что она даже радостно подпрыгнула и захлопала в ладоши вместе с малышкой.
Имя у девочки оказалось прекрасным, как и она сама казалась неземной, с ее потусторонне-серыми глазами и пшеничными волосами, — Николь.
Как она, подбежать и порывисто обнять Фэша Василиса не осмелилась. Но улыбнулась ему, впервые за долгое время.
С тех пор с Сольвейг общаться стало тяжело, ведь та не понимала ее рвения оберегать Николь. Она была доброй, да, но для нее сейчас шла война, а на войне дети и старики — ненужная обуза.
Но не для Василисы.
А потому она резко дернулась, хотя и не хотела этого так сильно, и поспешно встала, отправляя помятую рубашку.
— Я попозже зайду… возможно… м-мне нужно Николь проведать, — быстро пробормотала она, не обращая внимания на заминки, и поспешила выйти из комнаты. Сольвейг ей лишь понятливо кивнула.
Василиса помчалась по каменным коридорам наверх, к воздуху, к миру. Под толщей земли она задыхалась, да и каменные плиты давили на нее.
Быстро нейтрализовав все охранные чары и поставив их вновь, когда оказалась по ту сторону двери, Василиса сползла на сырую землю и часто-часто задышала. Она не знала, что с ней произошло — ей просто захотелось вдруг сделать глубоких вдох, чтобы в легкие попал аромат весны, последождевой влаги и прохладного ветра, и истерически расхохотаться, так, чтобы слезы выступили на глазах и заболел живот.
Вдохнуть.
Прикрыть глаза.
Перестать думать о Фэше.
Но далекий образ стоял перед внутренним взором, как Василиса не пыталась его отогнать. Фэш преследовал ее своей ухмылкой, холодными глазами и бледными, длинными руками. Он крепко обнимал, крепче Сольвейг, и держал ее глупое, доверчивое сердце в своих ладонях, согревая и успокаивая.
Василиса рванулась изо всех сил, резко поднимаясь с сырой земли и ступая тяжелыми ботинками по влажной траве.
Скоро лето.
Воздух уже пах теплым, насыщенным маем, он был густым, в нем смешались пыльца цветов, аромат цветущих лип и чего-то медово-пряного, горько-смолистого. Так пахло приближающееся лето, жаркий июнь и теплое окончание мая.
Василиса подошла к своему шатру, распахивая плотную брезентовую ткань, заменявшую шатер. На ее матрасе сидел Фэш, держа на руках уснувшую Николь.
Теплая улыбка расцвела на губах демонессы при виде сопящей малышки.
— Добрый вечер, — шепнула она демону, надеясь, что он не услышит стук ее громко и отчаянно колотящегося сердца.
Тот кивнул ей.
С Фэшем было нетрудно молчать; молчать с ним было очень даже хорошо. Буквы рассыпались. Стоило Василисе приоткрыть рот, они терялись где-то на корке мироздания, но…, но был черноволосый демон, рядом с которым слова не были нужны. Они казались лишними и пустыми. Ни одно слово не смогло бы вместить в себя всю глубину Василисиных эмоций, всю ее тоску и печаль, ее любовь к родным и близким, ее детский восторг при виде маленькой Николь.
Фэш все это чувствовал и понимал без слов.
— Почему ты живешь на поверхности? Здесь опасно.
— В катакомбах все пропиталось пылью.
Василиса не хотела говорить, что она тоже вся в пыли. Та осела на ее плечах, волосах, забилась в глаза, так что теперь она видела в черно-белом цвете все, кроме глаз Фэша. Василиса была бы рада стряхнуть ее, но не могла. Не было ни сил, ни желания. Она чувствовала, как пыль подбиралась к сердцу, оседала на языке и глотке.
Вообще, многое в ее жизни было серым, монохромным. Лишь только несколько пар глаз сверкали в ночи, потому что они были настолько родными, что образ их не вырвать, не выкорчевать из сердца. Он там навсегда.
— Как бы хотелось, чтобы это все закончилось, — наконец вновь заговорила Василиса, опуская голову на влажный тюфяк, набитый соломой. Он служил ей подушкой.
— Зачем вы сбежали? На Земле безопасно. Ваш отец, леди, переживает за вас двоих, — произнес Фэш, откинув голову на тюфяк, в нескольких сантиметрах от головы Василисы. — И я тоже.
— На Земле не безопаснее, чем здесь, лорд Драгоций. В конце концов, меня нашли бы и там, и тогда бы опасности подверглись близкие мне люди. А они — не демоны. Залечиться не смогут, к сожалению, — Василиса горько усмехнулась, смежая веки. Убаюканная теплом, исходящим от тела Фэша, лежащего рядом, она засыпала.
— Не буду спорить, леди Огнева, хотя останусь при своем мнении.
— Как вам угодно, лорд.
*
Василиса проснулась от ощущения соли на своих губах. Впервые в жизни она плакала во сне.
И снилась ей впервые не боль, не окровавленные тела родных и близких, не испытанная горечь, а что-то размытое, теплое и приятное, неясное. Оно наполняло душу и сердце вдохновением, необъяснимой радостью, что толкает людей на непредвиденные поступки.
Рядом лежал Фэш, и разделяла их только Николь, такая маленькая и хрупкая для пятилетней девочки, но притом сильная, умная и добрая.
«Как же ей не повезло родиться в такие времена», — подумала демонесса, слизывая соленые капли с губ. Непрерывный поток горячих слез все не останавливался, да и Василиса не спешила его прерывать, потому что эти слезы были о несбыточном счастье, о той теплоте, о которой Василиса мечтала уже долгие годы.
Потому что ничто ее не согревало, и она сама не осознавала, что ей холодно.
Не снаружи, внутри. Нестерпимо. До ломоты в костях и пьяного электричества на кончиках ватных пальцев.
— Доброе утро, — прошептал Фэш где-то рядом, боясь разбудить спящую Николь. — Думаю, ваша девушка обидится, если увидит вас рядом со мной сейчас, леди Огнева.
— Не обидится. Она все прекрасно понимает, — также тихо произнесла Василиса с грустной улыбкой.
— Хм, и что же она понимает?
Василиса крепко зажмурилась, отсчитывая удары своего сердца.
— Что мое сердце принадлежит не ей.
— И кому же?
…
— Вам, лорд Драгоций.
Ну вот. Она произнесла это вслух.
Василиса вновь принялась отсчитывать удары сердца, бившегося испуганной пташкой.
Ожидание. Оно хуже отказа, хуже всего, что есть в этой жизни, потому что заставляет самостоятельно рассматривать все варианты исхода, все ситуации, большинство из которых заставляют слезы выступать на глазах.
В этот раз Василиса ненавидела ожидание больше, чем что-либо.
И лучше бы, наверное, в ее легких зацвели цветы от неразделенной любви, от которых, в конце концов, она бы задохнулась.
Фэш осторожно потянулся к ней, подобно цветку, тянущемуся к солнцу, и нашел ее губы своими. Он целовал ее медленно, нежно, то и дело замирая, а Василиса почти не отвечала, изумленная. Она, наверное, меньше бы удивилась отказу.
Демон приобнял ее, стараясь не разбудить Николь, и сжал в объятиях, заставляя Василису задохнуться в его губах — ментоловых с закатными вспышками, в его волосах — угольно-черных, алкогольно-темных, с ароматом темного шоколада и пепла в кофе, в его руках — нестерпимо нежных, мраморно-холодных и сильных.
Столь сильных, что не отпустят.
— Прости, — горько прошептал Фэш ей на ухо, и Василиса попыталась вырваться, но он не пустил. — Нельзя, только не сейчас, когда кругом война.
Кругом война.
…Чувства, возникающие на обломках уже разрушающегося мира, похожи на огонек свечи в бурю — может он что-либо осветить или нет, но люди цепляются за эту надежду…
Василиса цеплялась. Она отчаянно цеплялась за Фэша, за его руки, за его губы, за эту чертову нежность, оплетшую ее тело, не давая ни капли возможности отпустить и смириться. Только не сейчас.
— Не отпускай меня.
— Глупая девчонка, — прошипел Фэш с болью в голосе. — Я не могу подвергать тебя опасности. Они наверняка знают, что ты влюблена в меня. Лисса сказала, что они делают ставки именно на это. Меня могут схватить на каком-нибудь из рейдов, и ты ведь помчишься за мной без раздумий. Они знают.
Василиса наконец расцепила руки, отползая от демона на край матраса и отчаянно мотая головой. Она чувствовала, как от слов Фэша сердце крошилось о ребра, начинали кровоточить губы и где-то внутри шевелилось что-то дикое, дремучее, заставляющее непрерывно страдать.