Какой-то демон отцепил ее от отца, и теперь Василиса могла видеть его печальный взгляд и сотни морщин, испещрявших лицо.
— Говорят, перед смертью демоны наконец стареют, — проговорил, грустно улыбаясь, отец. — Я оставил вам воспоминания, Василиса. Там и подробные инструкции о том, что делать дальше есть. Посмотри их, когда все наконец закончится.
— Да, папа, — сквозь слезы прошептала Василиса, понимая, что помочь отцу нельзя ничем, как бы она не пыталась. Время пришло.
— Вам пора. Удачи.
Он не сказал ни слова о любви, об их взаимоотношениях, и горечь разъедала Василису, пусть она и понимала, что вечно холодный, замкнутый Нортон Огнев навряд ли позволит себе открытое выражение эмоций. Чистых, искренних.
— Прощай, отец.
*
Сердце Призрачного замка находилось в одной из самых высоких башен, что была полностью застекленной, и из нее было видно почти весь Пандемониум, как на ладони.
Василисе казалось, что прямо сейчас она улетит птицей из этой клетки, взмыв в кружево седых облаков. Преисподняя была одним сияющим шаром, какие обычно вешают на рождественскую елку. Она пылала сотнями огоньков в жилых домах, факелами в руках у ангелов, патрулирующих улицы, силой, которую таил в себе каждый демон. Им искрилась его душа, его сердце, его глаза в чернильной, густой тьме.
Ночь засасывала клочки серого неба стремительно, пожирая остатки дня.
Темнота мешала бою, но Василиса знала, что свет, который она зажжет в этом стеклянном куполе, будет способен осветить, как минимум, половину Пандемониума. А это — уже что-то.
Василиса опустилась прямо на каменный пол, поджимая ноги под себя. В этой стеклянной ловушке она была одна. Была единственным, кто способен помочь сейчас.
И она вдруг почувствовала это в себе — это крошечное пламя, эти эмоции.
«Чувства, возникающие на обломках уже разрушающегося мира, похожи на огонек свечи в бурю — может ли он что-то осветить или нет, но люди цепляются за эту надежду», — однажды прочитала ей Захарра цитату из какой-то книги, которую крепко прижимала к груди. — «Мне ее подарил Фэш. Потрясающая книга».
Фэш…
Яркий, ослепительно-холодный, сумасшедший. Родной.
Захарра.
Крепкая, сильная, надежная. Верная.
Мари.
До отвращения честная, но притом заботливая и теплая.
Джейк.
Опасный, добрый, способный защитить. Искренний.
Все они наполняли ее. Делали Василису — Василисой. Они спасали в беде, они помогали, они были ее родными людьми в Преисподней, были теми, кто обучил. Показал, как можно выжить.
Еще был Лешка.
Веселый, прямолинейный, до одури простой и привычный.
Была и Инга.
Глупая, злая, острая на язык. Та, что закалила ее характер, научила защищаться.
Они все составляли в Василисе какую-то часть, помимо Марты и родителей. Они тоже были важны — важны как кислород, как огонь, разгоравшийся внутри.
Внутри из маленькой свечи в бурю разгорался настоящий пожар, способный уничтожить все живое. Ее личное пламя, ее чувства, ее свобода.
Отец…
Она так и не успела узнать его. Расспросить обо всем.
Но он навсегда останется одним из языков пламени, разгоравшегося сейчас.
— Демоны всего Ада, — Василиса шептала, но почему-то была уверена, что в этот момент, замерев, ее слушает и слышит каждый демон. — Я, Василиса Огнева, леди Огнева, будущая Повелительница Преисподней, заклинаю вас: боритесь. Боритесь вместе со мной. Это наш мир, и мы обязаны его отвоевать. Только мы имеем право командовать в этих землях. Мы здесь рождаемся или перерождаемся, мы здесь находим свою любовь, верных товарищей, учимся жизни. Здесь мы умираем. Здесь командовать имеем право только мы.
Шепот лился из полусомкнутых губ, извиваясь изящной змеей.
— Так боритесь за него. Я пойду вместе с вами. И, несмотря ни на что, мы вернем нам наш Ад. Да будет так! — завершила Василиса, поднимаясь с колен и оглядывая замерший мир. Пламя лизало ее ступни, освещая Пандемониум и демонов, что прислушивались к ее словам.
— Мы должны сформировать небольшие отряды и нападать сообща. Помните: нас больше, мы сильнее. И это наша земля, что поможет нам изгнать чужаков. Это наш мир.
Пламя было кругом, и Василиса улыбалась огню искренне, она тянулась к нему, изгибаясь. Такой же царил в ее душе. Яркий, пламенно-приветливый, горячий, искрящийся, наполняющий пустую душу эмоциями, воспоминаниями, теплыми словами.
«И все-таки удивительно красивая пара. Необычная, даже странная, но потрясающе прекрасная в своей уникальности. Они оба в достаточной степени „не такие, как все“, чтобы смотреться гармонично», — читала вслух Василиса однажды, в один из предрождественских вечеров в покоях Фэша в общежитии, водя по строчкам ногтями-полумесяцами. Трескучим голосом вещал свою песню камин, мягко освещая комнату. Демонесса сидела в мягком кресле, кутаясь в плед и изредка поглядывая поверх книги на Фэша, чьи острые лопатки торчали из-под белоснежной рубашки, а голова склонилась над какими-то документами. За окном пестрел серебристым покровом снег.
А теперь кругом был огонь. Василиса поднялась с пола и подошла к стеклу, чувствуя, как пламя разгорается и внутри нее. Оно словно бы течет по венам и согревает легкие, топя сердце.
Оно где-то в солнечном сплетении. И в глазах, что горят так же ярко в ночной темноте, как и оно само. По сердцу словно текло расплавленное золото.
По улочкам Пандемониума осторожно продвигались демоны, формируясь в небольшие отряды.
«Будто кровь по артериям» — подумала Василиса, прикладывая ладони к груди.
Рухнуть вновь на колени помешала собственная магия, поддерживая ее хрупкие кости в более устойчивом положении.
Она смогла.
Она справилась.
*
Кругом демоны, много демонов, таких же, как она, шагавших на смерть. Василиса потонула в море тел, идущих ровным строем оловянных солдатиков. Демоны, шедшие по кромке дороги, несли в руках факелы, сильнее освещая полутемные улицы. Луна порывистой полоской сверкала в небе. А в ладонях льдом, мертвецким холодом горел стальной клинок, который ей при встрече вручила Захарра, тут же убегая в свой строй.
Впереди в отблесках пламени блеснуло кружево седых волос, и Василиса вдруг подумала, что ей померещилось: вот так, эта ровная спина, эти аккуратные, мягкие ладони, заплетавшие ей в детстве косы на ночь. И эти волосы. Эта проседь, накрывшая голову Марты еще задолго до ее рождения.
Василиса рванулась вперед, пробиваясь сквозь ровный строй демонов.
— Эй! — донесся чей-то тихий, недовольный оклик. Демонесса не обернулась даже, уже хватая за руку подругу своей матери и разворачивая к себе лицом.
Марта смотрела на нее долго, поджимая губы и хмуря тонкие брови. И все это время они продолжали идти, уже не сбиваясь с общего ритма. Марта выглядела взволнованной, бесконечно печальной и… живой.
Вот такой, со своими теплыми глазами, дрожащими руками и сбивающимся от волнения дыханием.
— Ты же не думала, что я позволю тебе пойти на верную смерть? — ладонь Марты сжимала ее запястье, и она была грубая, но одновременно теплая, знакомая и нежная. Такая… родная.
Как и эта осень на Земле. Волшебная, прекрасная, Василиса ее никогда бы не забыла. И свои руки на стекле панорамного окна, и живые золотые коридоры, созданные сотнями проржавелых деревьев, и весеннего хорошего мальчика со странным именем, россыпью бронзовых веснушек на бледной коже, и пшеничными волосами цвета спелых колосьев.
И его глаза эти. Зеленые, будто бы кошачьи.
Неземные.
— Даже и не пыталась, — ответила Василиса, вздыхая. Плечо немного ныло, но боль была скорее от воспоминаний о ранении. — Береги себя.
— Ты тоже. Мы еще встретимся, не волнуйся. Без наказания за побег из дома никуда не денешься. Или я не архангел.
Василиса тепло улыбнулась, крепко сжимая ладонь… тети. Марта для нее навсегда останется той женщиной, что воспитала, научила, стала опорой и заменила мать.