Сладко пахло надувшимися почками, на опушке приграничного леса распушили лапы вербы, кое-где золотились кисти мимозы.
Но ветер войны приносил по утрам горько-едкий дым.
Василисы не было здесь уже пять лет.
Пять чертовых лет.
Наполненных монохромными часами в объятиях старого пыльного замка, в котором до своей внезапной кончины на войне обитал его дядя.
Пустых лет. Бессмысленных — какой, к черту, смысл, когда нет рядом светло-рыжих ресниц, челки, закрывающей глаза, и той самой невинной улыбки, что уже шесть лет как сменена потрясающе дрянным оскалом со сверкающими клыками?
Плевать ему было на все совершенно.
П л е в а т ь.
Так неимоверно плевать, что он брел по Пандемониуму к другу, которого не видел несколько месяцев лишь с одной целью — «иди-подтолкни-спаси-меня».
И вот — да, Фэш шел к Нику, посоветоваться, понаблюдать за тем, как будет подписываться приказ. Приказ о немедленном возвращении Повелительницы.
Трава хрустела под ногами.
На языке вертелось какое-то слово, растекалась по глотке его сладкая горечь, но Фэш не знал, что оно из себя представляет. В голове были лишь чужие кроваво-алые волосы, темно-синие, цвета Земного моря, глаза и аромат жасмина.
И поцелуи. Чертовы поцелуи, воспоминания о них.
Как они в очередной раз сплетались дыханиями, вжимались в тела друг друга, чувствовали — вот он — чужой взгляд и целовались. Целовались-целовались до стертых в кровь губ, до пятен перед глазами — лилово-багровых, ярко-красных, темно-синих.
И от прикосновений к обжигающей коже током било. Сильно. Больно. До чертовых звезд перед глазами.
Василиса была призраком. Вот уже на протяжении чертовых пяти лет она была для него лишь призраком.
Спрятавшимся в собственном мирном уголке от всех проблем, устав бороться.
И он думал сейчас — где же он был? Где он был целых пятнадцать лет ее спокойной, обыкновенной жизни? Где же он был, аномально-глупый Фэшиар Диаман Драгоций, когда эта девчонка с дорогой синей яшмой в глазах и растрёпанным огнем волос бродила по школе, будто ненормально-счастливый, но призрак, день за днём, минута за минутой, преследуя, высматривая, пытаясь поймать хотя бы один взгляд, а затем робко опускала свой в пол, трепыхая ресницами. Где же он был, пока на нее также несмело садил свои взгляды светловолосый мальчишка, общительный и милый до безумия, пока ежедневно присаживался с ней за одну парту? Где же он был, когда они подружились, когда девочка с красивым именем училась быть смелой и отважной, училась жить? Где он был, когда она по-настоящему жила? Когда впервые искрились ее глаза цвета индиго, когда румянились щеки при разговоре с мальчишкой, когда впервые-впервые было так страшно в огромном замке, полном непонятных монстров, замке на перекрестке их судеб? Где же он был все это время?
Г д е?
Впрочем, ему было совершенно-потрясающе плевать.
Ник нашелся в квартире над лавчонкой Астарта, в кровати, в объятиях самого Астарта. Он, увидев мрачного друга, медленно встал с кровати, не потрудившись обмотаться простыней, и сонно поплелся в душ.
А через несколько минут также мрачно глядел на Фэша.
— И чего опять произошло? — тихо спросил Ник, стараясь не разбудить любовника.
— Огнева произошла, — едко отозвался Фэш. Его здоровый сон Астарта мало заботил.
Раздраженный взгляд буравил его лоб, руки тряслись, поэтому он схватился ими за край стола, за которым сидели.
Мысли блуждали где-то в районе Василисиных губ и ее же шеи.
Будь его воля, черт, он бы уже отправил чертов приказ. Но за главного в Преисподней был Ник, который все время занимался не пойми чем.
А ему, Фэшу, всегда расхлебывать.
Всегда.
И он, конечно же, врал. Знал почерк Николаса Лазарева, как свой собственный, каждый переплет неаккуратных, спешащих куда-то букв, каждый их темно-синий или кроваво-алый перелив, каждую подпись, начиная с пятнадцати лет. Он мог и сам все написать, конечно, но — помоги-и-подтолкни читалось в его глазах.
Ник проскользил взглядом по завещанию, после чего свернул его и подвязал лентой.
Мрачные стены кухни Астарта давили. Давил и взгляд Николаса.
Собственные мысли сжимали виски в тисках, и оставалось лишь давить необоснованную злость, забрасывая ее поверх горстями непоколебимости и покрывая шлейфом безразличия.
— Значит, я сейчас составлю приказ и пришлю тебе его к вечеру. Нет необходимости отправлять его ей прямо сейчас. Отправим, как я уже сказал, вечером. А утром ты явишься за готовой к переезду Повелительницей, — Ник ухмыльнулся сонно.
*
И он явился.
Стоял опять, как дурак, под раскидистым кленом и наблюдал за сонной девятиэтажкой.
В нескольких окнах горел свет.
Фэш смотрел на одно из них, на пятом этаже, где форточка была распахнута и доносился аромат свежесваренного кофе. Чернела тонкая фигурка в растянутом бежевом свитере, сверкали в лучах электрических ламп вишнево-красные волосы. Такая вся знакомая, сломанная, разобранная по крупинкам.
Подумал вдруг — главное, ведь действительно главное, что хотя бы живая.
Потом шаг, два, три, дверь знакомой квартиры, кособокая восемь на ней дважды, нажим на протертую кнопку звонка, и вот она стояла перед ним. Растрепанная, точно воробушек, глаза цвета моря, распахнутые в ужасе, рука, опершаяся на дверной косяк, удерживающая от падения.
Леди Огнева во всей своей красе.
Василиса Огнева.
Ва-си-ли-са.
Лиса.
— Нет-нет, только не это, прошу, пожалуйста, исчезни, тебя не существует, нет-нет-нет, — шептала она в отчаянии, пока его сердце билось через раз, взгляд скользил по таким знакомым чертам.
— Доброе утро, Повелительница, — он склонился в поклоне, ничуть не издеваясь. Ему просто вдруг этого захотелось — хоть раз проявить уважение к этой маленькой, несчастной девчонке, которой пришлось столько вытерпеть и почти не сломаться. Собираться по кусочкам и осколкам вновь и вновь. Склеивать себя скотчем, зализывать раны каждый раз и делать вид, будто ничего особенного, пустяки, все замечательно.
От нее веяло холодом и подступающей истерикой.
— Н-нет, г-господи, то-только поднимись, пожалуйста, — прошептала она в отчаянии невероятно горьким голосом. Он в нем всегда находил целую галактику. Его сердце делало удар — лживый, только ради имитации собственной пригодности, — а потом и вовсе не чувствовалось в груди.
Он поднялся, отряхнул мантию, дернул отросшими волосами.
…а внутри, словно на мелкую пепельную крошку, в пятки осыпался некогда крепкий металлический стержень. Фэш умел скрывать свои чувства — этому его научила собственная семья, собственная криво-построенная жизнь, собственные наивные и слишком-слишком чувства, — но Фэш не умел бороться с болью. Особенно с той, что неожиданно ударяет в спину. Как битой промеж лопаток, выбивая из легких последний кислород, и с каждым новым ударом не запуская его обратно.
— Простите, Повелительница, если напугал, — его голос звучал непривычно жалко. Отвык он разговаривать с н е й. — По завещанию вашего отца, вы вступили на престол еще пол десятка лет назад, но в связи с вашей нестабильностью, делами Преисподней заведовал Николас Лазарев. Я так понимаю, письмо вы не прочли и даже не потрудились впустить летучую мышь в дом. Уведомляю вас сейчас — завтра утром я вновь явлюсь за вами, и вы должны быть готовы к отправке. Девять утра вас устроит?
— У-устроит, — заикаясь, ответила она. И захлопнула дверь перед его лицом, вырвав конверт из рук.
Он успел заметить сверкнувшие в свете электрической лампы слезы на покрасневших щеках,
но
ему же совершенно, потрясающе плевать, верно?..
Комментарий к Two: Полюбить Повелительницу Ада, пролог
В общем, здравствуйте, давно не виделись.
Правда, то, что я выложила пролог, не значит, что первая глава наступит так же скоро — у меня по-прежнему экзамены на носу, а это просто первый нормальный выходной за месяц.