Василиса погладила засыпающую девчонку по голове, принявшись расплетать ее спутавшиеся волосы, водя по ним пятерней, а потом и мягкой щеткой, что лежала рядом, на тумбочке.
— А что с ними произошло потом?
Василиса улыбнулась.
— Как я и говорила, Высшие покарали своих обидчиков и вознаградили достойных, — волосы у Николь были мягкие, шелковистые. Они пахли медом и вереском, а еще чем-то сладким-сладким, как и должны пахнуть ее волосы. — А сами ушли в свой мир, навсегда закрыв дорогу туда для ангелов и обычных людей. А потом однажды, во время тяжелого мора в мире людей один ангел возжелал помочь им, но у него было недостаточно сил для этого. И он захотел стать равным по силе тому Высшему, что наградил когда-то ангелов и покарал неугодных. Ты наверняка хотя бы раз слышала его имя — его называют Богом во многих религиях. А тот ангел, Люцифер, пошел против ангелов и их безграничной преданности миру Высших. Он совершил много плохих поступков, как он считал, во благо и… Бог жестоко наказал его, лишив ангельских крыльев. И Люцифер пал. Он исчез, о нем больше ничего не слышали. Но он затаил свою обиду. Он нашел способ с помощью одного проклятого камня наделять обыкновенных людей невероятными силами, доступными лишь ангелам. У них даже были крылья, в отличие от самого Люцифера, но за них они платили ужасную цену — они становились бессмертными, но притом никогда не могли взрослеть, навсегда застывая в том возрасте, в котором превратились в ангелоподобных. Они стали называться демонами. Так Люцифер создал свою семью, свой мир, свою преданную армию. Этот мир прятался от глаз тех людей, что не пожелали следовать за ним, и от глаз ангелов, с которыми он с тех пор почти непрерывно вел ужасные кровавые войны. Так и появились три этих мира: Земля, Рай и Ад. Сейчас память о том, как все создавалось, уже стерлась. Теперь о Высших не знает почти никто.
— А Люцифер… кто он?
— Существует еще одна легенда, по которой Люцифер мог после каждого смертельного ранения в бою перерождаться в телах своих предков. Поэтому Люцифер — это наш отец был, а до того его отец, и так далее. А теперь это можешь быть ты, или, если верить словам директрисы приюта, в котором ты жила, — Василиса и Николь одинаково поморщились, вспомнив это ужасное холодное здание и противную демонессу, заведовавшую им. — Кто-то из тех двух родственников, о которых нам пока ничего неизвестно.
— А почему не ты? — спросила Николь сонно, стягивая с себя платье и оставаясь лишь в тонкой белой маечке и нижнем белье. Она скользнула под одеяло на подушку Василисы, а та принесла себе подушку с кресла с улыбкой.
— Ну, — Василиса вздохнула, понимая, что Николь должна знать и это. Потому что если она однажды вдруг исчезнет, ее сестра обязательно должна знать, для чего и куда. Чтобы не получилось снова так, что она ее бросила. Василиса просто не может себе позволить бросить эту маленькую девчонку со взрослым взглядом серебристых глаз и немного грустной улыбкой. — Потому что наш папа был Люцифером, а моя мама, Лисса Сияющая, ангелом. Такая, как я, вообще не должна была никогда родиться, — Василиса грустно усмехнулась. Так горько и терпко, но с кусочком сахара. Правда, таким маленьким, что растворился он за несколько секунд. — Но мое рождение предсказал кто-то еще больше ста лет назад. И назвал Антихристом, существом, в котором соединились две противоположные силы, в сумме равные силе Высшего. Мне предрекли уничтожить один из трех миров. Странно, что еще все целы. Ну почти.
Это было действительно так. Со слов Маара Василиса знала, что значительно ослабила силы ангелов, но не уничтожила их. И с демонами сделала что-то, словно усилила их и… что-то еще, пока неясное никому из них.
— И… я Высшая. Как и мой друг, с которым я поехала тебя забирать. Его зовут Маар… и, в какой-то степени, он мой старший брат, — Василиса улыбнулась, улегшись рядом с Николь.
— А ты когда-нибудь уйдешь на этот ваш Иман, да? Бросишь меня, Фэшика, своих подданных? Я читала в одной книжке, что хорошие принцессы должны всегда заботиться о своих подданных. А ты обязана быть хорошей принцессой!
Василиса рассмеялась, почувствовав вдруг ту самую радость, и обняла Николь крепко-крепко. Потому что та была замечательным ребенком. Родным таким. Въедливым.
Василиса чувствовала, как внутри, от самого желудка поднимаются пузырьки и искристо лопаются о сердце, ощущаясь чем-то вроде шампанского. Лопались они оглушительно как-то даже, вызывая тряску. От этого почему-то не было неприятно.
Василиса смеялась-смеялась. Взахлеб даже.
— Я буду хорошей принцессой, — важно кивнула она с мягкой улыбкой. — А если и уйду, то ненадолго, только чтобы увидеть свою семью, а потом вернусь обязательно-обязательно. Ведь родилась я на Земле, полюбила ее и нашу Преисподнюю, и ни за что никого здесь не брошу.
— Твоя семья — мы, — Николь слабо пихнула ее кулачком, выцепив из контекста только одно слово.
— Мы? — Василиса заулыбалась, одной рукой схватив ее за руку, а другой крепко-крепко обняв.
— Я и Фэшик, конечно!
Улыбка почти исчезла с ее лица, но Василиса посильно удержала ее ради Николь. Сердце стянула сеточка боли, пропитанная змеиным ядом, но она стала столь привычной, что демонесса почти не обратила на нее внимания.
Это так привычно и вырезано, что даже не ощущается почти. Обыкновенное состояние леди Огневой.
— Фэшик… А он в курсе, как ты его называешь?
— Конечно! Он сам мне разрешил. А еще сказал, что я могу называть тебя Лиской, правда, я не поняла, зачем… у тебя ведь и так такое понятное и простое имя! А еще красивое…
— Ну, — Василиса едва не фыркнула от нового ощущения. Оно было такое шипучее, едкое и соленое, похожее на ненависть, но разбавленное чем-то, помягче, как ненависть с тремя кубиками сахара. Не ядовитая, но отвратительно соленая злость. Пропитанная слезами и обидой немного, такая острая-острая, но вроде бы с мягкими краями, как разбавленный колой виски.
Василиса даже нос наморщила, но предпочла не показать Николь своей злости на черноволосого демона, решив высказаться о нем простыми и понятными словами Николаса:
— Ну, конкретный же вы… мм-м, демон, Фэшиар Драгоций!
И улыбнулась даже. Притянула Николь в объятия и уснула.
Уснула легко, просто так в мир Морфея провалилась, даже не задумываясь. Почти впервые. Почти так легко, как когда-то давно-давно, когда была подростком, был Лешка и была жизнь, которую хотелось прожить.
Но она открыла ту чертову дверь. Дернуло же ее, перекосило. Покорежило.
И ведь знала, что — но нет. Открыла, потерялась в новых непривычных ощущениях, даже в чудо поверила немножко, так чуть-чуть в любовь вмазалась и вписалась в новые грани дружбы. Так немного срослась, приросла к этому миру, пока не выкорчевало, пока не разжевало и не примяло.
И только потом сбежала почти позорно, пытаясь склеить острые осколки того позабытого прошлого, которое хотелось прожить. Когда-то.
Этого не было? Она не хотела этого?
Было.
Хотела.
А теперь училась засыпать спокойно, училась чувствовать и жить. Училась-училась-училась.
Все. Пора.
Отдохнула за пять лет непрерывной боли.
А теперь отчеты и целый мир на ее плечах. Не сломаться как бы.