Выбрать главу

— Кстати… а почему Фэш вернулся? Время отпуска ведь еще не истекло.

— Потому что на Кровавый и Лунный замки было совершенно несколько нападений. Демонами, — произнес сам Драгоций, входя в палату. Наверное, услышал ее слова, открывая стеклянную дверь.

Он был весь в черном, такой антрацитовый, чернильное пятно на белом платье, засохшая кровь на лацкане пиджака, прилитые на пергамент чернила. Притягивающий взгляды и вытягивающий свет из всего, что окружает. Мрачный, изломанный, истасканный, неимоверно уставший, словно…

Словно не в отпуске был, а на войне.

— Что?..

Сердце забилось пойманной птицей в клетке из ребер.

— Что происходит, лорд Драгоций?

Фэш хмыкнул, кидая ей в руки свежий номер газеты, что еще пах непросохшими чернилами и улицей.

— Это охота, леди Огнева.

Перед глазами — Фэш и звезды. И в ушах опять шумит.

— Охота на вас.

Комментарий к Глава вторая, «Легенды Высших»

7к слов. ну охрененно так.

и… все поняли, кто на самом деле пишет эту историю? и кто здесь главный шиппер? Николь, привет.

в общем, Дейла и Норт еще даже появятся. а я наконец рассказала историю собственно всех этих миров в своей интерпретации. вот так вот.

всем приятных снов. я люблю вас, дорогие мои~

========== Глава третья, «Горько-сладкие попытки жить» ==========

Но я просто тело, что тупо болит.

Нелепое тело, что тупо болит.

Мне бы стать сигаретой

И развеяться пеплом по ветру,

Или просто лучиком света — и сиять,

Но, блядь, не верится в это,

Ведь я просто тело, что тупо болит.

Нелепое тело, что тупо болит.

Мне бы ракетой улететь на другую планету,

Или болеть перестало б на этой

Нелепое тело, что тупо болит.

(с)ЛСП — Тело

P.S. До сих пор не верится в смерть Ромы. Ваша группа была потрясающая, и ваши песни меня вдохновляли, словами не описать, как.

Пусть земля будет ему пухом. Он был не идеальный, но охуенный.

Василиса сидела и смотрела в стенку. Рядом собирал ее больничные вещи Маар, молча и очень быстро. Он был мрачный и сосредоточенный, так что хотелось закричать, истерически засмеяться или щелкнуть его по носу — сделать что угодно, чтобы привлечь его внимание.

Хотелось, но — не хотелось. Руки и ноги почти не слушались, вися безвольными плетьми, голова была, как чугунная. А еще становилось то жарко, то холодно, и эти перепады температуры Василисе абсолютно не нравились — раньше такого не было, и это казалось самым страшным.

Что с ней происходит?..

— Ну и куда вы собрались? — поинтересовался Фэш, ворвавшись в больничную палату, сложив руки на груди и изящно выгнув бровь. — Повелительница еще даже на ногах не стоит, — и выразительно посмотрел в сторону замершей Василисы.

За окном цвел август. Жара понемногу спадала на нет, но солнце светило все так же ярко. Трава, что виднелась из окон больничного крыла, была похожа на изумруды, посыпанные пеплом, а небо сверкало ярко-синим, напоминая Василисе ее глаза и море, которое в Преисподней она видела лишь раз, да и то — зимой.

Рядом на тумбочке медленно нагревался холодный зеленый чай со льдом и клубникой, но ото льда оставалась уже едва ли треть. Прозрачный стакан покрылся испариной от контраста температур, и Василиса завороженно наблюдала за капельками воды, сверкавшими в лучах солнца.

— Мы, многоуважаемый лорд Драгоций, собрались на выписку и в небольшое путешествие, одобренное мистером Лазаревым. Повелительнице стоит сменить обстановку, чтобы окончательно пойти на поправку. Это подтвердила целительница, что лечила ее все это время. И вообще, путешествие — самое лучшее, что может быть, пока есть такая возможность.

Неловкое молчание повисло в воздухе. Оно буквально хрустело и потрескивало от электричества, как оголенные провода, и Василиса поежилась, сильнее закутавшись в пуховое одеяло.

Ей снова было холодно. И внутри, и снаружи.

— Прекрасно, — процедил Фэш сквозь зубы, пробурчав что-то еще. И куда девалась вся выдержка истинного аристократа? — Не могли бы вы оставить меня наедине с Повелительницей на несколько минут?

Нет.

Нет-нет-нет.

Черт, Маар, даже не вздумай, не смей, не смей. Фэш раздирал ее взглядом до крови, до мяса и костей, остервенело так, будто когтями. Было и больно, и грязно, и противно от одного только взгляда. Злость вскипала внутри чуть шипучей лавиной, так похожей на ненависть. Полусладкая, полугорькая, полутерпкая, вся такая наполовину. Взгляд Фэшиара Драгоция туманил ее мысли, заставлял сбиваться и путаться, потому что ну нельзя, нельзя быть таким тяжелым и грозным, таким сверлящим и темным.

Почти пугающим.

Маар молча распахнул стеклянные двери и покинул палату.

Василиса сжалась, как могла.

Вот оно как все, оказывается.

— Нам нужно с вами серьезно поговорить, леди Огнева. Желательно прямо сейчас, но… как вам угодно, — Фэш устало вздохнул и потер переносицу.

— Сейчас не лучшее время, — сказала она тихо слабым голосом. Ей все чаще казалось, что она становится похожей на призрак. Ребра и тазовые кости выпирали, ключицы и скулы стали видны отчетливо, кожа словно истончилась и еще сильнее побледнела, а под ней виднелись переплетения чернильно-синих вен. Еще синяки под глазами и вечная усталость.

Василиса до отчаяния надеялась, что сегодня все это прекратится наконец. Надежда цвела в ее сердце, дарила какое-то странное умиротворение, больше похожее на смирение. И думалось — будь оно что будет, главное, чтоб было хоть что-то.

— Хорошо, — Фэш, кажется, тоже был пропитан этим смирением. Оно забивалось в рот и в нос, пропитывало горло и легкие, текло по венам и артериям, пряталось где-то в сердце. Оно везде было, куда дотянуться могло.

Это смирение — и с тем, что война, и с тем, что Василиса медленно угасает, кажется, и с тем, что мир пресный и монохромный, и нет в нем ни чувств, ни эмоций. Для нее — уж точно.

— Но… завтра, — почти прошептала Василиса, отворачиваясь.

— Завтра, — выдохнул успокоенное Фэш и покинул больничное крыло. Она бы тоже хотела, правда. Желательно, навсегда.

Потом зашел Маар, потом снова были сборы, а после весь мир круговертью завертелся. И снова то белое помещение, и его яркий блеск буквально раздирает глаза, пробирается под кожу.

Под воспаленными веками — слезы. Потому что в мыслях все, кого ей не удалось спасти, все, кто умер из-за нее и ради нее. Все те, кто пожертвовал собой ради нее.

Глупые-глупые-глупые.

Было бы из-за кого жертвовать.

Маар вел ее под руку, сжимая другой ладонью сумку с ее вещами. Белое помещение казалось бесконечным. Двери. Вокруг их несметное количество, что не сосчитать. Но в этот раз даже не страшно почти, ведь рядом снова Маар, снова он указывает путь и ведет, ведет.

Как бы эта дорога не завела в тупик.

«Что ты выберешь?»

Снова этот голос в голове, голос Маара Броннера, что, оказывается, хранитель этого места и чуточку ее родственник. Ну, в какой-то степени.

«Василиса, что ты выберешь?»

И ничего. Только голос в голове. Она снова одна, никого рядом. Белый цвет ослеплял.

«Василиса, выбирай! Только от тебя зависит, что будет дальше!»

Она устала. Устала от того, что от нее что-то там зависит, только от нее одной. Всегда одна, и никого рядом. Не на кого опереться, некому довериться. А ей, быть может, страшно. И хочется побыть маленьким ребенком, подростком Василисой Огневой, у которой рядом ее Лешка и ее Марта, надоедливая школа и еще много-много времени на то, чтобы повзрослеть.

Бесконечность, на бесконечность помноженная.

Василиса просто закрыла глаза. Маар, эй, ты же помочь обещал! Снова обманул? Снова… снова она одна, да?

Все они врали и врут. Все, кого она выбирала, кому научилась доверять, кого полюбила.

«Выбирай!»

И она выбрала. Ту дверь, за которую взгляд цеплялся чаще всего.

Это… это была та самая дверь, через которую она попала в Преисподнюю, с которой все началось.

И, кажется, которой все и закончится.

Василиса стояла перед своим проклятием и спасением одновременно. Мир вдруг стал алым. Дверь была резная, изящная и красивая, из красного дерева, она прямо манила демонессу к себе, та словно кожей чувствовала необходимость повернуть ручку и узнать, что там, по ту сторону. Какие тайны хранит то неизведанное, что там, за резной древесиной прячется. Что-то древнее, пугающее, заставляющее трепетать и кожу покрываться испуганными мурашками.