Ему было хорошо рассказывать. Фэш оказался изумительным слушателем, без глупых поддакиваний и кивков, оценочных возгласов и всего того, что рекомендуют «специалисты в области коммуникации». Василиса не заметила, как они дошли до главной площади Пандемониума, где зимой, в канун Рождества, жгут костры.
Фэш казался таким уютным, таким уместным в этот момент. И вспомнилась ее далекая первая зима в Преисподней, то ни с чем несравнимое счастье, что окутывало ее, пока она сидела на притащенном кем-то стуле, грея руки у костра. Как пила горячий шоколад и распевала песни на демоническом языке, казалось, знакомые ей с рождения.
Смеялась, лучисто улыбалась, кутаясь в плед и поедая булочки на пару с Фэшем.
Тогда было хорошо.
Сейчас, на самом деле, тоже было.
И когда она закончила рассказ, заговорил наконец Фэш.
— Думаю, теперь очередь моих откровений? Что ж, жил я в обыкновенном селе. Мои родители были простыми рабочими, грамоту не знали, как и я тогда. Жил я хорошо. В соседнем доме жил мой друг, Марк. Мы росли вместе, играли, работали в поле до вечера и бегали к морю, хотя это строго запрещалось. И вот, однажды что-то не так пошло. На нашу деревню опустился тяжелый мор. Сначала заболели животные, а потом начали и люди. У нас начали появляться язвы, чернеющие на бледной коже. И с каждым днем нам становилось все хуже. Городские лекари не находили лекарства. Даже царский лекарь не мог сказать, выживут ли люди, заболевшие этой напастью. А одной ночью, которую мы с Марком проводили вместе, нам стало совсем худо. Я чувствовал, что умираю. А потом передо мной появился светловолосый мужчина, серьезный и статный, непохожий слишком на наших деревенских. Он предложил нам выбор: остаться и умереть или выжить, но по его условиям. И мы согласились. Позже я узнал, что этот серьезный блондин красит свои волосы, потому что они слишком отдают рыжим. А еще Родион их выпрямляет и укладывает. И он — сам Сатана, Люцифер, Повелитель Ада. И тогда вот стало страшно. Ведь дьявол — это ужасно. Мы с Марком верующими были, как и все в нашей деревне. В церковь ходили, молились за здоровье и благополучие… Тогда-то наш выбор и обратился кошмаром. Мы сами оказались демонами, а чуть позже я узнал, что вся наша деревенька погибла от Сибирской язвы. А мы вот выжили колдовскими методами.
Василиса слушала, пораженная. Крепко сжимала запястье Фэша, продолжая идти.
Невероятно.
— Начали учиться, познавать демонические науки, а я каждую ночь отчаянно мечтал сдохнуть. Говорил даже об этом Марку, но он сильнее меня оказался. Быстрее справился со всем, быстрее смирился. Так и моим другом перестал быть. А я доучился до советника того самого Повелителя. Нашими с Марком обязанностями стали слежка и помощь юным демонам, что попадали в Преисподнюю тем же способом, что и мы, а не как те, рожденные в Преисподней. И ведь не менялись мы с годами, так и выглядели на свои семнадцать-восемнадцать, а потому прикрытием всегда было обучение в Академии. А потом Родион попросту правил память тем, кто с нами учился в те года, и они нас забывали. Вот так, ни друзей, ни союзников. Только титул и имя, которые тоже скоро забудутся стараниями Повелителя. Потом я также следил за сыном его. Учил его языкам и демонологии, стал ему другом, учился вместе с ним в Академии. И видел, как он пропадал, полюбив девчонку-ангела, что попала к нам в связи с этим экспериментом. Эту историю ты знаешь. Даже слишком отчетливо, правда, не знаю уже я, знакома ли тебе та ее часть, которую я для себя считаю самой темной.
Василиса и сама не заметила, как они на «ты» перешли. Но в этот момент это ее всамделишно устраивало.
— Ты был влюблен в мою мать, верно?
Не удержалась она, перебила.
А теперь отчаянно испугалась — вдруг снова замкнется, замолчит, ведь только открылся. Ведь она едва понимать его начала.
А теперь…
— Откуда?.. От нее, да? Впрочем, не важно. Так и есть, в любом случае. Да был, только вот Лисса не была. И ушла, рассказав страшный секрет только мне — и про беременность, и про все ее страхи и опасения. А еще оставила ту самую шкатулку с воспоминаниями, попросив не заглядывать в нее, потому что там личное. Только для тебя, Василиса. И неизвестно ничего было про Лиссу Сияющую, пока однажды она не появилась в Аду с аккуратным свертком, в котором лежал младенец. Нортон, уже ставший новым Повелителем, отдал мне приказ доставить малышку к Марте Охристой, что в то время проживала на Земле. Я и доставил. Запомнил тебя еще тогда. И снова стал существовать так обыденно, как всегда. Сопровождал демонов в Академии. А потом однажды Нортон спас девчонку, которая тоже Драгоций оказалась. Анализы провели — действительно родственники. Оказалось, что не все Драгоции умерли в те тяжелые времена. И девчонку звали Захаррой, ей было всего семь. И я вырастил ее. Она считала меня своим старшим братом, хотя мы даже родными друг другу едва ли были. Но для всех мы остаемся двоюродными братом и сестрой. Даже сейчас.
Фэш вздохнул, переведя дыхание. Повел ее в какое-то кафе, потому что ноги уже устали от ходьбы. Заказал им по чашке какого-то напитка, сам отпил и продолжил.
— Через несколько лет я узнал, что, оказывается, в Преисподней существует целая династия Драгоциев. Я даже стал поддерживать с ними связь, пока однажды не понял, что они все насквозь гнилые. Только один паренек действительно мне приглянулся. Он был сыном того, на ком вся эта династия и держалась. Рок Драгоций. Он работал учителем в Ведической Академии, в которой ведьм обучают, прежде чем на Землю отправить — людям помогать. Про ведьм не спрашивай, ты это и в книгах прочитать можешь вполне. На этом, в общем-то, и история моя заканчивается. На одном важном заседании в Каменный зал вдруг каким-то образом попала растрепанная рыжая девчонка. И уж ее-то я узнал сразу, а как услышал имя, так точно удостоверился. Ну и вот. Остальное ты знаешь. Кхм, вы знаете, Повелительница. Прошу прощения за фамильярность.
— Не надо, — остановила его Василиса, положив ладонь на холодное чуть дрожащее запястье. Сейчас это все вокруг было каким-то ненужным, глупым и жалким. Сейчас был только Фэш.
Что впервые открылся ей, развернул наизнанку свою душу и теперь словно ждал того момента, когда Василиса там что-нибудь испортит или сломает.
Так, наверное, все делали.
Василиса знала. Знала, как больно говорить обо всем том, о чем молчишь обыкновенно и ночами в подушку скулишь.
Она ощущала под своей ладонью исцарапанные костяшки чужой ладони и едва ощутимо провела по ним пальцем. Рука у Фэша была большая, широкая, но вместе с тем какая-то хрупкая на вид и слишком бледная. Как у призрака.
У нее самой такая была.
— Не надо извиняться… Фэш, — Василиса вздохнула. — Я думаю, нам стоит перейти к неформальному общению. И еще обсудить столь многое…
Фэш поднял на нее взгляд. И сейчас он казался ей тем самым мальчишкой, что в поле с утра и до зари, что дома с родителями за ужином и иногда с Марком на море. Что был открытым, честным и добрым. Простым таким. Чистым. Искренним.
А потом ему в душу натоптали.
И он закрылся.
Навсегда.
И глаза у него были такие чистые сейчас, такие и с к р е н н и е, в таких легко и просто тонешь, теряешься без возможности найти выход. Они у него такие невозможные, непередаваемого оттенка такого сизого льда, что бывает только с утра в предрассветный час, когда зимой воздух хрустит или звенит, но это уж смотря как слушать. Тихонько нашептывает легкий, но холодный ветер какую-то волшебную песнь.
И ты теряешься.
В этом безумии, что у самой кромки, в этом тихом скромном кошмаре, который таит в себе множество опасностей, на самом деле.
— Согласен, ле… Василиса. Лиса. Самоубийца.
Он произносил слова, словно пробуя их на вкус, словно привыкая к их необычному звучанию. Василиса прикрыла глаза и на секунду позволила себе поверить, что это все н е р е а л ь н о.
Потому что не может все быть так… спокойно. Тихо. Легко и просто.
— А также нам стоит поговорить о новой войне, которая, к сожалению, уже на пороге. Гражданская.