Лисса Сияющая терпела издевательства, пытки, потом отношение как в прислуге и неприкрытое пренебрежение даже на публике. И все для того, чтобы однажды передать дочери свои воспоминания через Фэша и узнать, что та жива.
Инга молча прошла на кухню, не мешая им, достала из холодильника заготовки для ужина и по-быстрому подогрела еду для импровизированных семейных посиделок. Теперь они пили, разговаривали и ели. И говорили всю ночь. Обо всем: о жизни в двух противоположных мирах, о войне, об их силах, о различных испытаниях, которые они были вынуждены проходить. Лисса внимательно рассматривала каждую фотокарточку в альбомах, наблюдала, как менялась Василиса с возрастом и становилась все больше похожей на нее. Сейчас, конечно, этого не скажешь. Вот, что значит, диаметрально противоположные сущности.
Лишь около половины шестого утра Лисса забылась беспокойным сном, и Фэш отнес ее в гостиную, где разбуженный Лешка спешно разложил диван. Василиса, почти не пьяная, но обессиленная, практически упала в объятия Драгоция.
— Давай домой. Ну, в мою квартиру. Мы через часа два вернемся, хорошо? — обернулась она сонно в сторону четы Розневых. Им удалось поспать около четырех часов, а вот Фэш вообще не сомкнул глаз за всю ночь. Василиса подозревала, что он прекрасно слышал все ее разговоры с матерью, но против не была. Тем более, нового Фэш, наверное, практически не узнал.
— Желательно бы позже, конечно. Но мы все равно уже не уснем, — Инга тяжело вздохнула. — Что с братом твоим делать, если проснется?
— Он не должен еще, — мрачно хмыкнул Фэш, помогая Василисе надеть и застегнуть пальто. После чего приступил к ее ботинкам. — Но если вдруг что — звоните Василисе, я телепортируюсь сюда и успокою мелкого. Если проснется рыжая ведьма, — Драгоций снова хмыкнул. — Дайте ей чаю и уложите обратно.
— Да у тебя на каждого управа найдется, — Инга одобрительно посмотрела на Фэша. В предрассветных лучах ее тонкая, острая фигурка угловато выделялась на фоне стены, к которой та прислонилась. Рядом стоял, обнимая ее за талию, сонный Лешка. Инге через час на работу, а вот Рознев может позволить себе еще выспаться. Занимавшийся за окном рассвет подсвечивал мир пыльно-розовым. Уныло запищал домофон, когда они выходили из подъезда.
Было… тихо. Город еще только медленно просыпался, не спеша собирался по делам, завтракал, пил кофе под чтение утренних новостей. Механизм Призрачного замка, да и Пандемониума в целом, работал по-другому.
С рассветом вставали даэвы, нагревали печи, протапливали помещения, расчищали снег на улицах. После просыпались «девоньки», а вместе с ними и Василиса. Быстро варили овсянку на весь замок, в это же время месилось тесто для каких-нибудь нехитрых булочек. Напитками же в это время занимались слуги, а Василиса шла, отогретая, позавтракавшая на кухне, в свои покои, где контрастный душ, чашечка крепкого кофе и гора документов. Или книги.
Сейчас же ее ждала запыленная квартирка в центре города. В коридоре лампочка перегорела, поменять надо, да и продуктов, не считая каш, нет — слишком долго она отсутствовала.
— Фэш, в моей сумке земные деньги, сходи в магазин, купи молока, яиц, хлеба и чего-нибудь из овощей, — на ходу пробормотала Василиса, спешно стягивая пальто. — Я в душ.
Где-то на фоне хлопнула входная дверь, а ванная комната уже встречала горячей водой и шампунем с химическим запахом яблока. В нем мешались лаурил-сульфат натрия и парабены, мыльная пена текла сквозь пальцы, оставляя кисло-сладкий яблочный привкус в воздухе. Капельки пара застывали на скользящей шторке, змейки волос на воде были похожи на запекшуюся кровь.
Василиса абсолютно не знала свою мать, а та не знала ее. Но, возможно, она бы хотела попробовать с ней познакомиться?..
Когда она вышла, завернутая в длинное банное полотенце, за стеклом светило холодное зимнее солнце, а с кухни пахло едой. Фэш стоял у обычной плиты, в обычной мятой белой рубашке, готовя омлет с овощной смесью. Шуршала старушка-кофемашинка, наливая ароматный кофе.
Именно в этот момент Василиса почувствовала, что она ж и в, а я.
— Я люблю тебя, — вдруг захотелось сказать, ни черта не в особенный момент, именно тогда, когда в твоем мире война, а ты стоишь на перепутье и не знаешь, что делать.
— Я тебя тоже, самоубийца, — обернулся на секунду Фэш, чтобы отвернуться вновь. — А теперь иди оденься тепло и возвращайся сюда.
Впервые за долгие годы Василиса обращала внимание на вкус еды, внимательно наблюдая, как рядом завтракает Фэш, каждой частичкой своего тела, каждым взглядом впитывая его образ, эти взлохмаченные курчавые волосы, нос-скалу с небольшой горбинкой, точеные скулы, немного пухлые губы и глаза, будто кристаллики льда, которые лишь для Василисы — теплое весеннее небо.
Он был безумно красивым и — безумным. Как и она. Он делал все для нее, отдавал и отдавался весь без остатка, вот, забирай, пей до дна, делай, что хочешь с этой никчемной оболочкой — она вся твоя. И я весь твой, да, такой, какой есть, неидеальный, со своими проблемами и глупыми ограничениями, со своими принципами и несносным характером.
— Как же мне с тобой повезло, — тихо произнесла Василиса, отпивая кофе. — Ты у меня самый потрясающий.
Фэш был удивлен, ошарашен, застыл на миг — но виду не подал.
— Благодарю вас, моя Повелительница. Я никогда и ни от кого не слышал подобных слов, — сердце Василисы щемило от нежности. — И я бесконечно люблю тебя, Василиска. Ради этого стоило ждать.
Его «Василиска» было таким же особенным, как и Лешкино. Фэш был родной, искренний, и это давало надежду.
Это было так дорого и мило, что внутри распускались огненные цветы. Приторно-горький кофе согревал горло, за окном не спеша кружился снег, необычайно яркое зимнее солнце слепило глаза, дерзко пренебрегая занавесками.
Третий день нового года, и вот они пришли к тому, с чего начали. Василиса до сумасшествия любила черноволосого демона, а за окном — война. Только вот Повелительница повзрослела, стала осмотрительнее, но и враг теперь был другим — действовал напрямик, а не руками перьекрылых.
— Мне бы тоже стоило принять душ.
— Едва ли у меня найдется что-то из мужского гардероба, но мы что-нибудь придумаем, — Василиса легко улыбнулась, поднимаясь со стула и собирая грязную посуду. Фэш кивнул своим мыслям, улыбнулся в ответ и вышел. Василиса помыла посуду, расставила по полочкам и поспешила в свою комнату. Раньше у нее могли бы лежать где-нибудь домашние вещи Лешки, так как в свои семнадцать он часто оставался у нее дома с ночевкой, но после спешного побега из Преисподней Василиса провела генеральную уборку, со слезами сжигая старые вещи Марты, не позволяя себе оставить на память ничего, кроме небольшой библиотеки леди Охристой, красивого французского сервиза и последнего на ее памяти кота, которого они подобрали за неделю до Василисиного первого появления в Аду.
Марта не была сентиментальной, редко хранила фотографии, предпочитая жить моментом. Учила Василису милосердию, вместе они выхаживали больных уличных котов, которых потом отдавали в небольшой приют для животных недалеко от их дома.
Последнего же кота Огнева просто не смогла себя заставить отдать куда-либо. Это был еще маленький котенок, и в нем постоянно чувствовалось что-то от Марты. Тимофей был умным, и, едва заслышав цокот каблуков по лестничной клетке, бежал встречать пришедшую с работы леди Охристую. Он хромал на одну лапу и был подслеповат сейчас, но все также каждый вечер усаживался у Василисы в ногах, когда она садилась читать, дожидаясь окончания очередного бессмысленного дня.
Когда Василиса вновь исчезла в другом мире, Инга приходила подкармливать старенького кота, скучавшего по хозяйке, но к себе забрать не могла — хоть и любила Тимофея, но каждый раз чихала и смотрела на мир слезившимися глазами после встречи с ним. Аллергия на шерсть меньше любить пушистого любимца подруги не заставляла.