Во время пребывания Ричарда Гудвина, представителя президента Кеннеди на конференции Межамериканского экономического и социального совета, которая проходила в августе в Уругвае, бразильские и аргентинские дипломаты донимали его. Они хотели, чтобы Гудвин встретился с Че Геварой, который присутствовал на конференции в качестве наблюдателя от Кубы. Гудвин сопротивлялся, но когда 16 августа аргентинцы загнали его в угол на приеме по случаю дня рождения одного из бразильских делегатов, он сдался. Ожидали, что Че появится на приеме, и он просил о встрече с Гудвином{46}.
Одетый в зеленую униформу, со своей знаменитой сильно отросшей бородой, Че прибыл в два часа ночи. «Если отвлечься от его бороды, — отметил Гудвин, — черты его лица мягкие, почти женственные, держался он напряженно». Че, Гудвин и два латиноамериканских дипломата направились в отдельную комнату, чтобы поговорить. Гудвин чувствовал, что прежние инициативы относительно этой встречи исходили от Че. Через некоторое время Че несколько расслабился и говорил «спокойно, в откровенной манере, стараясь быть беспристрастным и объективным». Очевидно, он обдумал свои аргументы заранее.
Че призвал к примирению с Соединенными Штатами. «Кубинцы серьезно намерены строить социалистическое государство, — объяснял он, — и эта фаза революции „необратима“». Кастро скоро станет генеральным секретарем расширенной кубинской коммунистической партии. Че критиковал Соединенные Штаты за беспочвенные надежды, что этот процесс можно остановить. Он отрицал предположение, что Кастро — умеренный политик, окруженный фанатиками, которого можно убедить поддержать позицию Запада. Он оспаривал, что революцию можно победить изнутри. «Такого рода акции находят все меньше поддержки, и она никогда не возрастет».
В своей речи, произнесенной на конференции 16 августа, Че рассказал историю провалившегося покушения на жизнь Фиделя Кастро 26 июля. Кубинцы хотели, чтобы мир знал, к каким радикальным мерам прибегают Соединенные Штаты в борьбе против них. Однако в разговоре с Гудвином Че не стремился набирать пропагандистские очки. Вместо того, чтобы поднять вопрос о случае с «Канделой», Че изложил некоторые соображения насчет основ для сохранения «временного модуса-вивенди» с Соединенными Штатами. Он вовсе не рассчитывал, что можно достичь «взаимопонимания» с правительством США, но степень враждебности, существующая между двумя странами, может быть снижена, а торговые отношения возобновлены. Он считал, что у Кубы имеется пять возможностей для улучшения отношений с США. Во-первых, кубинское правительство могло бы предложить развивать торговлю в качестве компенсации за экспроприированную американскую собственность. Во-вторых, оно могло бы рассмотреть возможность не подписывать никаких официальных документов о политическом союзе со странами советского блока, хотя симпатии кубинцев все равно были бы на их стороне. В-третьих, Кастро мог бы провести свободные выборы, но лишь после создания однопартийной системы, подобной тем, что существовали в странах Восточной Европы. Посмеиваясь над абсурдностью этой идеи, Че сказал, что четвертой уступкой кубинцев могло бы быть их обязательство не нападать на военно-морскую базу США в Гуантанамо. Наконец, он мельком упомянул о возможности обсуждения в дальнейшем вопроса о кубинской активности в Латинской Америке.
После того как Че изложил эти идеи, он пообещал, что о содержании этой беседы будет известно только Фиделю Кастро. Прежде, чем попрощаться с Гудвином, он также обещал не афишировать встречу в Вашингтоне, Че также не упустил случая поблагодарить американцев за Залив Свиней. «Это была „большая политическая победа“, которая позволила сторонникам Кастро консолидироваться», — сказал он.
Разговор Гудвина с Че оживил в Белом доме интерес к Кубе. Президент Кеннеди, получивший донесение о нем вскоре после возвращения Гудвина, склонялся к заключению, сделанному его специальным помощником, что подход Че свидетельствует о растущей озабоченности кубинцев ухудшением политического положения и об их недовольстве Москвой. В начале сентября Кеннеди запросил оценочный прогноз ЦРУ о состоянии кубинской экономики. Президент также молчаливо одобрил стремление Гудвина побудить ЦРУ воспользоваться теми преимуществами, которые предлагали инициативы, выдвинутые Че. В сентябре на встрече офицеров среднего звена специальной группы по Кубе Гудвин предложил, чтобы ЦРУ разработало новые способы ведения экономической войны против Кубы{47}. Гудвин полагал, что если такой убежденный коммунист как Че счел необходимым пойти на контакт с США, возможно, что экономическое давление приведет к расколу кастровского руководства. «Если на Кубе существуют различные точки зрения, — оптимистически утверждал Гудвин, — вероятно, существуют другие кубинские лидеры, еще более склонные пойти на компромисс»{48}.
В течение сентября и октября 1961 года, пока различные разведслужбы обсуждали новые тайные программы по ухудшению положения в кубинской экономике президент Кеннеди рассматривал варианты устранения Фиделя Кастро. Он выступал за «план отказа от надежды на случай, который так или иначе устранит Кастро с кубинской сцены». Президент определенно рассматривал убийство как выход, что подтверждалось необычной предосторожностью Белого дома относительно информации о «личной заинтересованности» Кеннеди в результате воздействия убийства на политическое положение на Кубе. Ни госдепартамент, ни эксперты по Кубе в ЦРУ не должны были ничего знать об этом{49}.
Есть и другое свидетельство, подтверждающее, что убийство Фиделя Кастро обдумывалось президентом Кеннеди осенью 1961 года. «Что бы вы подумали, если бы я отдал приказ убить Кастро?» — спросил Кеннеди опешившего репортера газеты «Нью-Йорк таймс» во время беседы с ним «не для записи». Тэд Шульц, выходец из Польши, владевший испанским языком, не был новичком в вопросе американо-кубинских отношений. Он писал корреспонденции с Кубы для «Таймс» во время и после интервенции в Заливе Свиней. «Я с вами полностью согласен», — сказал президент, когда Шульц отверг эту идею как саморазрушительную и морально неприемлемую. Шульц, который сделал заметки сразу же после этой встречи, записал, что Кеннеди, который признал свои собственные моральные сомнения относительно отдачи приказа на убийство, жаловался, что испытывает «сильнейшее давление». Кеннеди не назвал источник этого давления, но Шульц думал, что речь шла о ЦРУ{50}.
По крайней мере, Роберт Кеннеди не хотел полагаться на ЦРУ в разрешении проблемы, которую представлял для Америки Кастро. Он все еще сердился на ЦРУ за фиаско в Заливе Свиней. Он обвинил Ричарда Биссела в том, что тот пользовался картами 1895 года, убеждая президента в пригодности болотистой местности вокруг Залива Свиней для ведения партизанских действий{51}.
В октябре он объединился с Ричардом Гудвином, чтобы заинтересовать президента в проведении «специальной операции» против Кубы. Генеральный прокурор был полон энтузиазма относительно разжигания мятежа на Кубе. Не веря в ЦРУ, которое, по его мнению, недооценивало шансы свержения Кастро изнутри, Роберт Кеннеди стремился уменьшить контроль этой структуры над тайными операциями на Кубе. Он предложил лично возглавить межведомственный кубинский проект, который привлек бы экспертов, не принадлежащих к ЦРУ. В начале ноября он и Гудвин представили президенту свои соображения{52}.