«Получил, прочел, продумал» — такими словами Микоян начал свой ответ Хрущеву на следующий же день. Микояну, как и членам Президиума, было ясно, что удаление ИЛ-28 с Кубы неизбежно. Ему было также очевидно, что убедить в этом кубинцев будет невероятно трудно. «Учитывая характер наших друзей и их умонастроение, — говорил он, — этот вопрос причинит им неприятности и вызовет боль». Микоян понимал, что «с ними потребуется не один раз побеседовать, вновь возвращаться к одному и тому же, стараясь их убедить»{56}.
12 ноября у Микояна состоялся двухчасовой разговор с Кастро. Микоян начал с монолога, в котором настойчиво подчеркивал необходимость советско-американских переговоров и важность заключения договора о ненападении для безопасности Кубы. Он говорил долго и так цветисто, что Кастро не выдержал и прервал его. «К чему приводить аргументы? Надо прямо сказать, что хочет советское правительство». Микоян отбросил все уловки и сказал: «Если мы решим вопрос об удалении с Кубы бомбардировщиков ИЛ-28, то тем самым мы вырвем из рук США формальный аргумент, которым они пытаются спекулировать… Трудно спорить о самолетах ИЛ-28. Ведь это бомбардировщики, хотя бы только формально». «В отношении других средств, — добавил Микоян, — мы дадим полный и решительный отпор американцам». По его словам, ИЛ-28 служат единственным препятствием на пути достижения поддержки со стороны ООН{57}.
«Мы очень просим вас, товарищ Фидель, — продолжал Микоян, — понять нас правильно». Он сказал, что не ожидает ответа сегодня же. «Подумайте и обсудите этот важный вопрос». И, вероятно, рассчитывая на поддержку Рауля Кастро и старых коммунистов в плане успокоения Кастро, Микоян предложил последнему обсудить это со своими «товарищами»{58}.
Не желая ждать, Кастро выпалил: «А позднее они могут поставить вопросы об инспекции кубинской территории?» Кастро считал наивной стратегию СССР. «Какую позицию займет Советский Союз, если, несмотря на вывод бомбардировщиков, — доказывал Кастро, — США будут настаивать на инспекции и под предлогом того, что Куба не согласна с инспекциями, не снимут блокады?» Микоян заверил Кастро, что Советский Союз согласится убрать ИЛ-28 только при гарантиях снятия блокады. Кастро не верил русским. Он вновь подтвердил, что Куба ни при каких обстоятельствах не согласится с инспекцией на своей территории. «Прошу передать советскому правительству, что наше решение окончательно и не может быть пересмотрено»{59}.
На следующий день 13 ноября Микоян и Кастро возвратились к этой проблеме в присутствии других членов кубинского руководства. Кастро начал встречу с заявления, что ни он, ни его товарищи по оружию не были в принципе согласны с удалением стратегических ракет и бомбардировщиков Советского Союза. В отношении стратегических ракет Москва поставила их перед свершившимся фактом. «Кубинцы, — пояснил Фидель, — не собираются упорствовать по поводу ИЛ-28, но при выполнении определенных условий: прекращение морской блокады и полетов американских разведывательных самолетов должно произойти одновременно с удалением бомбардировщиков. В противном случае Гавана не даст своего согласия. Я считаю, что это минимальное, но вместе с тем наше решительное требование». Хотя Микояну показалось, что его обещание «успокоило» кубинцев и что они «удовлетворены», Че Гевара высказал явное неодобрение: «Если американцы будут знать, что блокада не приведет к атомной войне, они сохранят блокаду». Он не желал уступать{60}.
12 ноября Джон Кеннеди мучительно бился над вопросом, что делать с ИЛ-28. Получив днем от Роберта предложение Хрущева о джентльменском соглашении, он собрал заседание Исполкома. Кеннеди благосклонно слушал сообщения Эдлая Стивенсона и Джона Макклоя, которые прилетели из Нью-Йорка после переговоров с Кузнецовым о том, что если Хрущев пообещает убрать самолеты через 30 дней, то такой гарантии достаточно для снятия эмбарго. Дин Раек выступал против пакетного соглашения. Но точка зрения Кеннеди возобладала, и к концу заседания Роберту Кеннеди поручили передать Добрынину новое предложение{61}:
«Н.С. Хрущев и президент в принципе согласились с тем, что ИЛ-28 будут удалены с Кубы по определенному графику. Согласно данной договоренности и не дожидаясь окончательного вывода самолетов, США на следующий же день после достижения договоренности официально снимут блокаду. Американская сторона, конечно, ожидает публикации согласованного графика вывода. Однако если советская сторона возражает против этого по тем или иным причинам, то президент не будет настаивать. Президент поверит обещанию Хрущева. Что касается графика, то хорошо, если бы самолеты были удалены с Кубы, скажем, через тридцать дней»{62}.
Роберт Кеннеди добавил, что президент просил его дать Советскому Союзу твердые гарантии ненападения на Кубу. Он очень хотел окончательно покончить с кризисом.
Микоян был обеспокоен. На среду 14 ноября кубинцы не запланировали встречи с ним. Отдых необходим даже в кризисной обстановке, но на календаре Микояна его наметили на четверг. Чувствуя, что от него хотят отделаться, Микоян сначала решил позвонить Фиделю Кастро и узнать, что случилось. Но затем он пришел к выводу, что лучше, если Алексеев встретится с президентом Дортикосом. Микоян рассчитывал, что в четверг вечером кубинская делегация прибудет на обед в советское посольство, чтобы узнать, чем закончились переговоры во вторник{63}.
От Дортикоса Алексеев узнал о раздражении кубинцев тем, что СССР, похоже, осуществляет свою собственную программу переговоров в ООН. Кубинским источникам стало известно, что проект договора, переданного Кузнецовым Стивенсону, отличается от одобренного Кастро в Гаване. Тем не менее после консультации с кубинским лидером Дортикос сообщил, что Кастро прибудет на обед в советское посольство в 8 часов вечера в четверг{64}.
Фидель Кастро не хотел встречаться с Микояном и на три дня отправился в поездку по стране. Он не видел смысла в продолжении дискуссии и искал способ заставить сверхдержавы считаться с Кубой как с равным партнером в деле урегулирования кризиса. С 16 октября с коротким перерывом на визит У Тана в Гавану 30 и 31 октября США неоднократно направляли самолеты У-2 и несколько разведывательных самолетов на малых высотах. После того как 27 октября подразделения ПВО перешли под контроль Кастро, только он мог дать приказ на залпы по американским самолетам. Временно он «законсервировал» орудия, но в середине ноября решил дать пощечину обеим сверхдержавам.
За несколько часов до встречи с Микояном Кастро посетил батарею ПВО близ Гаваны. Его переполняли эмоции, когда он видел молодых кубинцев, готовых защищать свою родину от превосходящих сил США. Он заявил, что начиная с субботы или воскресенья он отдаст приказ открывать огонь по военным самолетам США. Он устал от разговоров. Советские представители по-прежнему контролировали установки SA-2 на острове, а это означало, что американские У-2 находятся вне пределов досягаемости кубинских орудий. Однако обычные подразделения ПВО, находящиеся под командованием Кастро, могут ударить по низколетящим самолетам. За последние дни Кеннеди увеличил число полетов самолетов, ведущих разведку на малых высотках, для проверки демонтажа ракет и местонахождения ИЛ-28. В день 20–30 самолетов совершали облет кубинских установок, действуя на нервы своим грохотом{65}. До посещения батареи или вскоре после этого Кастро направил ноту У Тану, где выразил протест против «гитлеровской» воздушной тактики и предупредил, что не может гарантировать безопасность полетов{66}.