В Нью-Йорке Джон Макклой передал Кузнецову более пространное сообщение. Они встретились 18 ноября на территории загородной резиденции советской миссии при ОНН в Гленкове. «Президент не считает возможным откладывать проведение пресс-конференции», — сказал Макклой. Белый дом уже объявил, что 20 ноября Кеннеди выступит с обращением к стране. Это будет первое обращение президента после краткого 2,5-минутного появления на экранах телевизоров 2 ноября, когда он объявил о демонтаже советских ракет на Кубе{80}. Ответ из Кремля по поводу ИЛ-28 определит тональность обещания Кеннеди. Как и Роберт Кеннеди, Макклой использовал советского официального представителя для того, чтобы ответ из Москвы поспел вовремя. Он подчеркнул, что Кеннеди испытывает сильное давление со стороны «крайних групп», и советская уступка в отношении самолетов ИЛ-28 поможет ему нейтрализовать этих людей.
Макклой сообщил о новой уступке со стороны Кеннеди. Хотя она давалась очень трудно из-за опасений общественности, что СССР прячет ракеты в пещерах на Кубе, Кеннеди готов отказаться от требования инспекций на месте, если это даст возможность прийти к соглашению по всем остальным вопросам. Президент отверг план Кастро из 5 пунктов, но поручил Эдлаю Стивенсону выступить на заседании Совета Безопасности с подтверждением гарантии ненападения на Кубу. США также гарантируют ненападение со стороны других латиноамериканских стран. СССР, однако, придется удовольствоваться устным обещанием, так как Кеннеди не подписал специальный протокол. США считали, что смогут удостовериться в демонтаже ракет и выводе бомбардировщиков, осуществив аэрофотосъемку грузов на кораблях в открытом море, направляющихся в Советский Союз. Белый дом надеется, что Советский Союз в конечном итоге выведет войска, охранявшие ракетные комплексы, хотя США могут примириться с присутствием на острове военных советников СССР. Макклой особо отметил, что президент готов решить проблему инспекции на месте, если другие условия встретят понимание. «Вот это была бы сделка», — резюмировал Макклой{81}.
Кроме зондажа Белый дом подготовился к новому раунду переговоров по ядерному кризису. Обеспокоенный тем, что союзники по НАТО будут недовольны жесткостью президентского обращения в случае неуступчивости СССР, Белый дом направил специальных представителей для встречи с ведущими европейскими руководителями. Шерман Кент, глава Аналитического отдела ЦРУ, 19 ноября отправился в Париж, чтобы проинформировать де Голля о ситуации на Кубе{82}. Кента заранее не оповестили о цели этого вояжа. Войдя в свой кабинет в новом здании в Лэнгли, он увидел на столе приказ, предписывающий собрать результаты аэрофотосъемки демонтажа советских ракет и подготовить брифинг по этому вопросу. Никто не уведомил американское посольство в Париже о миссии Кента. Посол Чарльз Болен был крайне удивлен, увидев своего товарища по Иельскому университету. «Что происходит?» — спросил Болен. Кент вынужден был признать, что не знает. Тогда Болен показал ему срочную телеграмму, которая утром поступила из госдепартамента. «Ну, дорогой, можешь прочесть. Я думал, что ты принимал участие в ее составлении». Белый дом предписывал организовать встречу с де Голлем и разъяснить США, что президент собирается произнести жесткую речь, в которой информирует о новых акциях (возможно, расширение блокады, охватывающей бензин, нефть и масла), так как Москва не выполняет требование о возвращении ИЛ-28 в СССР.
Пока Шерман Кент и другие специальные представители президента паковали свои чемоданы, отправляясь в Париж, Оттаву и Лондон, Хрущев решил больше не ожидать ответа Кастро. 16 ноября Президиум санкционировал устное обещание Хрущева президенту США. Новое предложение администрации Кеннеди, отменяющее необходимость давить на кубинцев для получения их согласия на инспекцию на месте, устраняло последнее препятствие для Хрущева. Как он и предупреждал Микояна, «у американцев имеется стратегическое и географическое превосходство», и если Вашингтон тем не менее выступает с разумными предложениями, Хрущев считал глупым отказываться от них{83}. Более того, отношение Кастро к Микояну и упрямое нежелание кубинского лидера отменить приказ сбивать американские самолеты не давали основания Хрущеву считать, что ответ от Кастро поступит в ближайшее время{84}. Прождав еще три дня, Хрущев распорядился послать сообщение в Вашингтон.
«Сообщаю вам, — писал Хрущев Кеннеди, — что мы намерены вывезти (ИЛ-28) в течение месячного срока… а может быть даже раньше, так как срок вывода этих самолетов для нас не имеет принципиального значения»{85}. Хрущев ожидал от Кеннеди немедленного снятия блокады. «Я считаю, что мой ответ дает вам неплохой материал для заявления на пресс-конференции».
Микоян в Гаване не имел ни малейшего представления о решении Президиума, входя 19 ноября в 5 часов вечера (1 час ночи 20 ноября по московскому времени) в президентский дворец для встречи с Кастро, Че Геварой, Освальдо Дортикосом, Карлосом Рафаэлем Родригесом и Эмилио Арагонесом. Рауля Кастро в Гаване не было{86}.
Фидель Кастро официально еще не уведомил Москву о своем согласии расстаться с ИЛ-28, но он уже готов был сделать это. Зная, что Джон Кеннеди планирует произнести какую-то речь по кубинскому вопросу на следующий день, Кастро не хотел вновь стать причиной второй, более серьезной фазы кризиса. Кастро опасался, как он сказал Микояну, что американский президент на пресс-конференции возьмет высокомерный и оскорбительный тон в отношении Кубы, попытаясь «сделать из нас грязную тряпку». А это серьезно скажется на моральном климате в кубинской армии и в обществе в целом. До пресс-конференции президента Кастро хотел обратиться к кубинскому народу, чтобы предотвратить новый кризис{87}.
Примерно через 2 часа, в 7.30 вечера, кубинцы попросили Микояна и его команду покинуть зал с тем, чтобы через час, обсудив ситуацию, представить советскому руководству свое решение. Микоян покинул дворец в полной уверенности, как он сообщил Хрущеву в перерыве заседания, что «все идет хорошо». Однако обеспокоенный тем, что не сможет представить Хрущеву информацию о положительном решении Кастро по поводу ИЛ-28 (дабы Хрущев мог вовремя уведомить об этом президента), Микоян телеграфировал Хрущеву, что необходимо дать знать Кеннеди, что «в данный момент высокомерные высказывания американских деятелей и прессы в отношении Кубы только затруднят завершение переговоров между Хрущевым и Кеннеди».
Кубинцы сообщили Микояну, что намерены направить У Тану письмо Кастро. Таким путем кубинский лидер решил уведомить мир о своем согласии устранить ИЛ-28 с Кубы{88}. 469 20 ноября посол Добрынин передал послание Хрущева президенту. Администрация Кеннеди получила то чего и ожидала «Как нам разрешить проблему таким образом, чтобы мы и вы могли порадовать человечество полным завершением кубинского кризиса?» — спрашивал Хрущев. Президент решил, что ответом на этот вопрос и станет содержание его заявления на вечерней пресс-конференции. Он сообщит об уступках со стороны СССР и своем решении о снятии блокады. Чтобы подтвердить намерения Кеннеди, Ллоуэлин Томпсон позвонил Анатолию Добрынину и просил сообщить Хрущеву, что президент приказал снизить уровень боевой готовности вооруженных сил{89}.
В 6 часов вечера Кеннеди заявил, что СССР готов в течение месяца убрать ИЛ-28 с Кубы В ответ США снимут блокаду, и 63 корабля, задействованные в данной операции, вернутся в порты приписки Признав отсутствие прогресса на переговорах об инспекции на местах, Кеннеди заявил, что впредь до решения этого вопроса разведывательные полеты над Кубой не прекратятся Кеннеди не сказал аудитории, что на обозримое будущее он приказал отменить полеты на малых высотах, которые так бесили Кастро, и оставить лишь один полет У-2 в день. Позже Пентагон объявил, что отпускаются домой 14 200 летчиков-резервистов, призванных во время кризиса{90}.