— Давайте посидим немного вон там.
Он указал на зеленую скамейку.
— Джон, ты знаешь, как раньше называлась эта часть города?
— Понятия не имею.
— Пять вершин.
— Кажется, я даже не слышал такое название.
— В те времена, когда «Крысы» заправляли в Адской кухне, здесь было не менее опасно. А может быть, даже хуже. Об этом мне рассказывал дедушка Ледбеттер. Я еще не говорила тебе про его «гангстерскую тетрадку»? Он собирал в нее всевозможные газетные вырезки о бандитских разборках.
— Не помню, чтобы вы об этом упоминали. — Пеллэм обвел взглядом парк и здания суда, выполненные в неоклассическом стиле. — Я хочу спросить вас о тех деньгах, которые вы отложили. Накопили на банковском счету… вы собирались потратить их на поиски вашей дочери, не так ли?
— О ней вам рассказал Луис?
Пеллэм кивнул.
— Джон, здесь я тоже тебя обманула. Извини. Видишь ли, я согласилась давать тебе интервью в первую очередь потому, что подумала, а вдруг Элизабет увидит меня по телевизору у себя во Флориде — или где там она сейчас. Увидит и позвонит.
— Знаете, Этти, это признание, сделанное Ломаксу, было красивым шагом.
Порывшись в сумочке, пожилая негритянка достала носовой платок. Пеллэм вспомнил, что Этти стирала носовые платки в воде с отдушкой и сушила на леске, натянутой над ванной. Она вытерла глаза.
— Это мучило меня больше всего — страх, что ты решишь, будто я тебе солгала. Или попыталась сделать больно.
— Я ни минуты так не думал.
— А должен был бы, — с укором произнесла Этти. — В этом-то была вся суть. Ты должен был бы вернуться домой в Калифорнию. Покинуть Адскую кухню, где тебе угрожала опасность. Ты должен был бы уехать и больше никогда не возвращаться сюда.
— Вы полагали, что если сознаетесь в чужом преступлении, настоящий убийца откажется от дальнейших попыток расправиться со мной. То же самое в свое время сделал Билли Дойл: сознался в преступлении, спасая жизнь вашего брата.
— Да, именно его поступок натолкнул меня на эту мысль, — объяснила Этти. — Понимаешь, мне-то было хорошо известно, что это не я наняла того психопата, чтобы он поджег здание. Но ведь кто-то это сделал, и этот кто-то до сих пор разгуливал на свободе. И до тех пор, пока ты продолжал бы копаться во всем этом, настоящий преступник думал бы о том, как с тобой расправиться.
Этти устремила взгляд на затейливую крышу здания небоскреба «Вулворт-билдинг», выкрашенную ярью-медянкой и украшенную изваяниями готических химер-горгулий. Наконец она сказала:
— Джон, у меня отняли так много. Моего Билли Дойла отнял его собственный характер. Какой-то сумасшедший с пистолетом отнял у меня Фрэнки. Какой-то красавчик отнял Элизабет. Даже мой район — его отнимают подрядчики и богачи. Я не хотела, чтобы у меня отняли и тебя. Этого я бы не вынесла. И вот я подумала: «Черт возьми, через несколько лет я выйду из тюрьмы. И может быть, ты тогда захочешь снова говорить со мной, снимать меня на видеокамеру, слушать мои рассказы.» О, быть может, ты бы не захотел, но я поняла бы тебя. Главное, ты был бы живым и здоровым. — Этти рассмеялась. — Эту мелочь я хотела оставить себе. Понимаешь, иногда власть все же можно обмануть. Да-да, можно. Ладно, кажется, мне пора возвращаться домой.
Пеллэм шагнул на проезжую часть, прямо под колеса пустого такси. Машина, визжа тормозами, остановилась меньше чем в полуфуте от него. Пеллэм провел Этти к такси, мимо троих здоровенных детин, которые торопливо тащили скованного наручниками заключенного к зданию суда. Заключенный единственный из четверки уважительно кивнул пожилой женщине. Этти кивнула в ответ. Они сели в такси.
Водитель-пакистанец вопросительно посмотрел на Пеллэма, задавая немой вопрос относительно конечной точки поездки.
— В Адскую кухню, — бросил Пеллэм.
Водитель непонимающе заморгал.
Пеллэм повторил, но водитель лишь покачал головой.
— Угол Тридцать четвертой улицы и Девятой авеню, — объяснил Пеллэм.
Задержав на нем на мгновение взгляд глубоко посаженных глаз, водитель сбросил счетчик, и такси, рванув с места, влилось в поток машин, запрудивших улицы.
29
Вечером следующего дня Пеллэм и Луис Бейли стояли в свежевыкрашенной конторе адвоката.
Стояли перед открытым окном в совершенно одинаковых позах. Облокотившись на подоконник, прищурившись.
— Губернатор штата, — предположил Бейли.
— Нет, не думаю, — возразил Пеллэм.
На самом деле прошло уже почти двадцать лет с тех пор, как Пеллэм не жил в «Имперском штате»[83], поэтому он имел весьма смутное представление о том, как выглядит губернатор, бывший или нынешний.
— Точно вам говорю.
— Ставлю десять долларов, — предложил Пеллэм.
У него не было никакой убежденности в собственной правоте, однако он успел уяснить, что уверенная напористость решает все.
— Гм. Пять.
Они разняли руки.
В противоположном конце квартала очередной лимузин высадил еще одну важную персону на красную ковровую дорожку, расстеленную к главному входу в Башню Маккенны. Господин в смокинге в сопровождении нескольких телохранителей вошел в здание.
— Посмотрите на номер, — заметил Бейли. — На нем написано «NY-1».
— Ну и что. Быть может, это питчер бейсбольной команды «Нью-Йорк метрополитен».
— Тогда у машины, черт побери, точно была бы на номере не единица, — печально возразил Бейли.
Длинный черный «Линкольн» скрылся за углом. Бейли закрыл окно.
Происходящее напротив было, вероятно, единственной церемонией завершения строительства небоскреба, которая отмечалась на уровне земли. Поскольку крыша Башни Маккенны не смогла вместить все шесть тысяч приглашенных, торжественную церемонию было решено провести в собственном театре небоскреба, просторном зале, предназначенном для постановок бродвейских мюзиклов и пьес. В эту ночь зал был наполнен грохотом музыки канала Эм-ти-ви, лазерами, огромными видеомониторами, объемным звуком по системе «Долби» и компьютерной графикой.
Наполнив маленький стаканчик вином из бутылки, Пеллэм снова настроился на то, что рассказывал Луис Бейли. Переполненный восторгом, адвокат никак не мог остановиться и продолжал говорить о деле Этти. Тем временем в полутемном углу его свежеотремонтированной квартиры Исмаил, в неизменной трехцветной ветровке, листал старый, замусоленный журнал с комиксами. На ногах у него были новые кроссовки, подарок Рамиреса.
— Мне нужно встретиться с одним человеком, окликнул мальчишку Пеллэм. — А тебе пора возвращаться в подростковый центр.
— Слушай, приятель, обожди минутку.
Не так давно позвонил один из личных секретарей Роджера Маккенны и справился, не желает ли Пеллэм присутствовать на торжественной церемонии. Тот отказался, но согласился заглянуть в девять часов вечера; судя по всему, у Маккенны был для него памятный подарок, который, как полагал подрядчик, должен был ему очень понравиться. Пеллэм предположил, это будет какой-нибудь сувенир из исторического прошлого Адской кухни, возможно, обнаруженный во время раскопок при рытье котлована под фундамент небоскреба. Пеллэм, закоренелый сторонник проживания в автофургоне «Уиннебаго», не имел ни малейшего желания обременять себя всевозможными коллекциями. Впрочем, существовала также вероятность, что Маккенна собирался преподнести ему чек на кругленькую сумму — за предупреждение насчет подружки Коркорана или за потрясающие съемки в нелегальном детском саду.
Пеллэм встал.
— Исмаил, пошли.
Мальчишка зевнул.
— Я совсем не устал.
— Пора уходить.
Потянувшись, Исмаил подошел к Бейли и хлопнул его по руке.
— Пока, приятель!
— Холмс[84]? — переспросил озадаченный адвокат. — Что ж, всего хорошего, Ватсон.
Нахмурившись, Исмаил сказал: