Так смерть и опустошение предшествовали китайским полчищам задолго до их появления — и чувствовалось, что надвигается что-то действительно грозное, не сулящее добра цивилизованной Европе.
Наконец — это было 28 февраля — грянул гром. «Китайцы идут!» — на этот раз слухи не были преждевременными. Китайский авангард находился в пяти днях пути, то есть в полутораста километрах от Оренбурга. По сведениям из других армий они двигались с замечательной регулярностью по линии почти в 2000 километров длиной. В один и тот же день их заметили в Самаре, в Тобольске, в Омске, по всему течению Иртыша. Это была северная лавина; другая, южная, надвигалась на нас через Тургайскую степь.
Генерал решил отправить на рекогносцировку несколько аэрокаров. Мне разрешено было поместиться в гондоле «Монблана». Эти аэрокары были снабжены аппаратами для «видения на расстоянии». После долгих попыток, эта проблема, давно занимавшая техников, была, наконец, решена практически. Изображение ландшафта, проектируемое при помощи стеклянной чечевицы на селеновый диск, вставленный в гальваническую цепь, сопровождается быстро сменяющимися токами различной силы, соответственно яркости лучей, дающих изображение. Превращаясь в волны Герца, тоже соответственной амплитуды, они вызывают в батарее приемной станции такой же точно силы токи, действующие, при посредстве струнного гальванометра, на экран, заслоняющий от глаза наблюдателя какой-либо источник света, например, электрическую лампу. Благодаря этому приспособлению, в глаз наблюдателя проектируются последовательно от лампы такие же точно лучи света, какие падают от самого ландшафта на селеновый диск. Но так как смена токов происходит быстрее, чем глаз может зафиксировать впечатление от нее (несколько тысяч в секунду), то он разом, сливая их в одно впечатление, воспринимает лучи от всех точек ландшафта — то есть, видит этот ландшафт как если бы смотрел на него непосредственно.
Таким образом, наш генерал, оставаясь на главной квартире, мог видеть местность, которую мы обозревали с аэрокара.
Эту премудрость объяснил мне Пижон, хорошо знакомый со всеми этими вещами — прибавив, что идея аппарата дана французом Секленом еще лет тридцать или больше тому назад. Но много времени прошло, пока ее удалось осуществить практически и связать с беспроволочным телеграфом.
Я плохо уразумел его объяснение: может быть, читатель поймет лучше?
Итак, мы полетели навстречу надвигающемуся Китаю.
Да, он действительно надвигался. Пришлось убедиться, что это не сон, не бред, что этот кошмар реален…
Сначала мы заметили на горизонте сплошную черную линию. Мы понеслись к ней навстречу, поднявшись из предосторожности на шестьсот, потом на тысячу, на две тысячи метров в высоту.
Вскоре перед нами предстало поразительное зрелище. Так далеко, как только мог охватить глаз в зрительную трубку, сплошные плотные массы одевали зловещим черным плащом безотрадную белую равнину. Куда ни взгляни, всюду это широкое, черное, расплывающееся, сливаясь с далеким горизонтом, пятно, — пятно живое, копошащееся, медленно и невозмутимо подвигавшееся нам навстречу.
Мы были еще далеко от него — километров за сорок — на высоте двух тысяч метров. На таком расстоянии нельзя было рассмотреть отдельные фигуры, нельзя было различить отдельных звуков. Но гул этого человеческого моря уже достигал до нашего слуха: глухое неумолчное жужжание, непрерывный ропот, смутный и угрожающий… Тихо и упорно катилось это живое море, развертывая свои грозные валы — и невольно сомнение закрадывалось в душу, чувство ужаса, тревоги, смущения сгоняло краску с лица. Я оглянулся на своих спутников и увидел бледные, хмурые лица…